— Ничего, ничего, — пробормотала Таля, торопливо надевая свою шубку с воротником из «перепетуи».
— Не думайте, что я согласна с Николаем Платоновичем.
— Ах, я же знаю… хотя вы всегда верьте лучше, что он говорит… Миленькая, хорошенькая, деточка вы моя маленькая, — вдруг словно в испуге прижалась к ней Таля, — пожалуйста, не говорите ничего. Я вас очень очень люблю. И тетушка ваша добрая, и я не совсем дурная и вовсе не мошенница… Сестричка моя, если вам когда-нибудь будет тяжело, вспомните, что существует... существует белая колоннада! Это ничего, что мы ее тогда не нашли, но она есть, есть и будет! Милая, маленькая моя!
Таля еще крепче прижалась к Накатовой и, быстро перекрестив ее, выбежала из передней.
Когда Накатова вернулась в столовую, она застала своего жениха, ходящего большими шагами по столовой.
— Вы понимаете, Николенька, что мне эта сцена была крайне неприятна? — сказала она, наливая себе воды
— Я, наоборот, очень доволен, что дал понять этой особе, что ее раскусили, — это сократит ее аппетиты.
— Я не верю, что она такая интриганка.
— Вы очень доверчивы.
— Я предпочитаю быть доверчивой, Николенька, иначе я могла бы думать, что вы хотите жениться на мне из-за денег и что вы меня совсем не любите.
Она сказала это дрожащим голосом, сама пугаясь своих слов и безумно желая, чтобы он ее скорее разуверил.
Лопатов слегка вздрогнул и остановился:
— Это возмутительно с вашей стороны, Китти! Я не понимаю, как подобные вещи могут прийти вам в голову! Вам прекрасно известно, что стоимость моих земель на Кавказе равняется вашему состоянию. Вы не имеете права оскорблять меня! Если бы я не любил вас так сильно, я бы после этого вернул, не колеблясь, вам ваше слово. Эти мысли, конечно, внушила вам ваша mademoiselle Карпаткина, или как там ее?
— Нет, Николенька, я бы никому не позволила дурно говорить о вас, — наклонив голову, сказала она, — я хочу всегда верить вам.
— Да смешно и не верить!
— Да, я хочу верить вам, Николенька, потому что сегодня я узнала наверное, что буду матерью.
Он сначала растерянно взглянул на нее, но потом лицо его просияло.
— Как я счастлив! — сказал он, подходя и целуя ее руку.— Как я счастлив! Теперь надо скорей обвенчаться, иначе это будет неудобно. Оставим все хлопоты! Скорей, сейчас же после Пасхи! Как я рад!
Он действительно был очень рад.
Теперь ему не были страшны доносы и анонимные письма. Накатовой путь назад отрезан, она никогда теперь не решится на разрыв с ним.
Екатерина Антоновна еще пила утренний кофе, когда ей подали карточку:
Зинаида Петровна