– С сестрой этого… Ивана Петровича разговаривал? – спросил я Варежку, тщательно изучив бумаги. – Сам понимаешь, Ириней Михалыч, туземным начальникам двоих балбесов маловато будет. Им злодейский заговор подавай! А эта… Бутковская тоже вроде как ссыльная…
– Там все сложно, Герман Густавович, – меланхолично поделился заботой сыщик. По его мнению, расследование было закончено и, соответственно, интересного ничего не осталось. И сложности, судя по его вялому виду, касались скорее меня, чем дознавателей. – Дело в том, ваше превосходительство, что дворянка Карина Петровна Бутковская, урожденная в городе Замостье Люблинской губернии в тысяча восемьсот сороковом году, по достижении места пребывания, в город Барнаул, оказалась без средств к существованию. А посему… гм… стакнулась с коллежским советником Платоновым, коий и оказывал госпоже Бутковской финансовое содействие…
– И что же этот Платонов? Жениться на ней отказался?
– Константин Павлович давно женат, имеет троих сыновей и двух дочерей… Год назад награжден был за двадцать пять лет безупречной службы…
– А, ну да. Намекаешь, что связь со ссыльной полячкой стала его компрометировать?
– Сие мне неведомо, Герман Густавович, – поморщился сыщик. – Только с Петра и Павла их высокоблагородие у госпожи Бутковской в гостях не замечался.
– И что ты предлагаешь? Не тащить же на суд этого… великовозрастного ребенка, решившего отомстить обидчику его сестры…
– Простите, ваше превосходительство, но это только вам решать.
– Ну да, ну да. Эти-то, мастер с алкоголиком, арестованы уже?
– С кем? – удивился прежде молчавший Карбышев.
– С пьянчужкой.
– Конечно, ваше превосходительство. Взяты под стражу и помещены в казармы батальона. Свидетелям, включая полковника Филева, наказано город до суда не покидать. Осталось только с Ваняткой что-то решить.
Нужно самому ехать в дом, арендуемый этой полячкой, смотреть, разговаривать и принимать решение.
Необычайно жаркое и засушливое лето, к страде разродившееся нашествием саранчи на юго-западные области Западной Сибири, перешло в холодную и дождливую осень. Небесная влага всю вторую половину сентября с отвратительной периодичностью хлестала иссушенную землю тугими струями. Дороги превратились в узкие каналы, улицы Барнаула – в топкое непроходимое болото. Мутная жижа стекала в Барнаулку и Обь.
С приходом октября к осадкам добавился холод. С неба теперь сыпало то ли дождем, то ли снегом. Грязь покрылась тонкой корочкой льда, легко лопавшейся и брызжущей в разные стороны, стоило на нее наступить. Конные прогулки превратились в акты изощренного мазохизма – брызги немедленно замерзали на одежде, не забывая отбирать у тела тепло.