Вчера я летала. Сама по себе. Этого момента я ждала с детского сада. Вся группа сидела на полянке с белым клевером и плела мне крылья. Да, тогда я умела увлечь электорат своими безумными идеями, за что меня особенно любили воспитательницы. Они сразу бежали к калитке курить меж прутьями за территорию сада. Странные эти взрослые. Сами мы уже вовсю курили за верандой.
Так вот, в тот раз запуск меня в полет не состоялся. Как только я начала раскачиваться на качелях (мне же нужно было придать себе ускорение), мои клеверные крылья развеялись по ветру, и дворник дядя Коля долго матерился, сгребая ароматный снег в большой грязный мешок.
Вчера я летала. Не важно, что без клеверных причиндалов, с крыльца, подвернула ногу, выключилась и полетела. Шпиц летел со мной. Мы с ним были как с картины Шагала. Летели в тишине, бесприютные двое.
Мерцали звезды, покачивались свечи, точно как люди. Зазвучал медляк – эли, эли. Затем грянули сестры Берри. Солнце осветило белые плиты города, и шпиц в ермолке из шелка, открыв малиновую пасть, картаво промолвил: «Не дергайся, полежи тут, я сейчас. И никуда не уходи». Кошка Фрося заглянула мне в зрачки откуда-то сверху, понюхала, пощекотала усами и обернула в свое мягкое тело.
Муж говорит:
– Не летай без меня никуда, потеряешься. Давай ногу и нюхай ватку.
Шпиц в шоке и еще временами в полете. Я говорю:
– Забери его, потеряется в арабских кварталах, а ему нельзя помои.
Фрося появилась часа через два, никого не узнала и сразу прошла к миске. Муж посмотрел на нее и говорит:
– Тебе не кажется, что мы у нее не одни?
У бабулечки есть приемные часы. В это священное время она утрамбовывается в кресло, ставит рядом с собой телефонный аппарат, кладет справочник и начинает решать мировые вопросы. Потому что бабулечка – голубь мира и великий дипломат. Это она звонит женам своих любовников и дружит с ними до конца их жизни. Это она закатывает солнце. Это она выбивает капитальные ремонты домов и подкатывает на помойке к исполкому. И все шепчутся:
– Игумнова, Игумнова идет, Анна Васильевна, Аннушка, какая женщина, ах, и платье опять новое!
Бабулечка никогда ни с кем не ссорится. А почему? И бабулечка не скрывает, говорит:
– Запомни, Марея, утром подруга – вечером подлюга. И бох с ней…
Да, ссоры – крайне нелепая штука. Особенно если человек с тобой ссорится, а ты с ним нет. И вот он начинает тебе рассказывать, какая ты нехорошая и, вообще, как посмела ты, тварь такая, войти в его жизнь, похитить его покой, а потом еще и начать манипулировать, меркантильно надеясь на подарки, которые он, впрочем, и не собирался делать, так как раскусил твой коварный умысел. А ведь он, человек этот, так, на минуточку, любил тебя, что называется, до слез и, возможно, до сих пор любит, хоть твое поведение и повлияло на его чувства. Пока не решил.