Кошка Фрося и другие животные (Штейникова) - страница 19

– Хуевина ты от часов, Марея, – говорит бабулечка. – Только-только замуж удачно вышла. Подкрашиваться-то не забываешь?

Нет, я сегодня точно какая-то странная. Как будто не я это. Пошла даже посмотрела на себя в зеркало, и почему-то вспомнился смешной случай. Едем с друзьями в гости в область. Толстенький нелепый автобус набит телами, мехами, сумками, раздражением. Шофер, не желая задерживаться на очередной остановке, наблюдая битву за место среди тел, плюет в салон:

– У «Родины» выходят?

Мы, не сговариваясь, хором:

– Нет, уродины едут дальше!

Гриб

Я сегодня гриб. Кошка Фрося согласна. Приходила с утра по груди потоптаться, так была обозвана слоном-пылесборником и высажена восвояси. Пришлось обидеться, срочно меня забыть и пропасть. Ушла через телепорт в иные миры. Только хвост из-под кресла торчит. Не пролезает уже, что ли? Или перевес и хвост пришлось оставить?

Еще сегодня шпица зову только по национальности – шпицем. Знаю, некрасиво, но грибам можно. У бабулечки есть чайный гриб, и она его любит, меняет ему воду, чаем и сахарным сиропом подкармливает. Разговаривает с ним, потом пьет его. Говорит:

– Хочешь?

Я говорю:

– Друзей не пью.

Бабулечка говорит:

– Смотри сама, девка, тебе жить. Гриб – он и по углам не ссыт, и двери спальни по утрам не вышибает. И вкусный, зараза.

Бабулечка умеет разговаривать по-древнему, и это во мне все всколыхивает. И мне сразу кажется, что она царь-грибница, а я из нее в пятисотый раз прорастаю и каждый раз удачно.

А еще меня все нашли. Я счастлива. Начальник говорит:

– Это я! Если бы не я, ты бы не…

Мама говорит:

– А я знала, что ты гений! Это было ясно уже на стадии родов. Трое суток доставали, наверное, мозг удачно повредили.

Бабулечка смеется:

– А помнишь, ты диктант писала в первом классе? И написала: «Ёжик попил молока и ссыт». А я в школу ходила с учительницей разбираться и увела у нее мужа. Вот смеху-то было!

Много любила. Дура

Бабулечка много любила, но не ждала милости от природы, поскольку ВСЕГДА была женщиной шикарной. Все мужья у нее были трофейные. Последний муж хоть и был уведен бабулечкой в степи, не был конем вольных кровей. От тоски по седлу и недоуздку он начал «присаживаться на банку».

Вообще, бабулечка наполовину святая, наполовину… не святая. Святость в ней просыпается тогда, когда ее лучшая нижняя половина начинает томиться волей. И тогда ее самоотверженность теряет пределы. Она готова на все, чтобы спасти мужа от самой себя.

Итак, муж пил. Делал он это глупо и, по бабулечкиным меркам, недостойно. Он прятал бутылку в унитазный бачок и систематически ходил к ней прикладываться. Отправив мужа за чем-то в магазин, бабулечка начала операцию по освобождению.