Вообще Шаталов достаточно постарался для того, чтобы сохранить доказательства своих преступлений. Всех своих жертв он фотографировал в раздетом виде, в бессознательном состоянии.
Следствие, а затем суд оказались в весьма сложном положении: естественно, к материалам дела были приобщены эти фотографии, но это не могло не задевать чувства многочисленных потерпевших. Каково им было сознавать, что в уголовном деле содержатся не только описания сексуальных извращений, творимых над ними, пока они были в бессознательном состоянии, но и фотографические свидетельства этих извращений?
А с материалами дела ведь знакомятся не только обвиняемый и потерпевшие, дело читают и прокуроры, надзирающие за расследованием, и адвокаты, и даже канцелярские работники с интересом перелистывают наиболее захватывающие страницы. А если на свидетельской трибуне в зале судебного заседания стоит женщина, фотоснимок которой в стиле «ню» адвокат еще вчера разглядывал, знакомясь с делом, он невольно проявит к ней повышенный интерес, мысленно раздевая и сравнивая с тем, как она выглядит на «вещественном доказательстве». И даже если адвокат на самом деле максимально деликатен, несчастной женщине все равно будет казаться, что это мысленное раздевание происходит. Небольшим утешением для них было то, что следователи старательно заклеили лица на фотоснимках голых жертв Шаталова.
Кто знает, сколько времени еще Шаталов развлекался бы подобным образом. Техника совершения преступлений была отработана им ювелирно. К тому моменту, когда действие наркотика должно было пройти, Шаталов приводил в порядок одежду потерпевшей, придавал ей правдоподобную позу и ждал, пока та придет в себя и решит, что либо она почему-то потеряла сознание, либо слишком опьянела (если на столе было спиртное). В любом случае она почувствует себя неловко и поспешит откланяться, а впоследствии будет избегать Шаталова. А тот обратит внимание уже на новую доверчивую душу…
Однако в дело вмешалась трагическая случайность. То ли потерявший бдительность Шаталов переборщил с дозой наркотика, то ли у женщины оказалась аллергия на это сильнодействующее средство, но после того как злодей удовлетворился проделанными над ней гнусностями и стал ожидать, что женщина придет в чувство, она так и не подала признаков жизни.
Миновали все допустимые сроки, и Шаталов забеспокоился. Одно дело — насиловать беспомощных жертв так, чтобы после совершенного насилия они даже не знали точно, было ли это; подавать им пальто, целовать ручку на прощание и хихикать по ночам над глупыми созданиями, у которых нет никаких доказательств его, Шаталова, непристойного поведения. И совсем другое дело — вдруг оказаться наедине с остывающим трупом в коммунальной квартире под недремлющим оком соседки, проявляющей жгучий интерес к любому его передвижению.