Я в глазах её читаю: «Ты что за бомжа вонючего сюда привел?!». По телевизору сериал идет, а мы ей мешаем смотреть. Она не готова была тут же, мгновенно, принять божественный дар. Я вежливо откашлялся и спросил: «А ч-чаю не будет?..». Она мотает головой. «А переночевать пустишь Радия Николаевича?». Она меня съесть была готова с потрохами. Мотает головой. Вежливо улыбается. Испепеляющий взгляд. «Всего вам доброго!» — говорит Радий Николаевич. Уходим.
Он был подавлен.
— Зачем про ночлег спросил, Рома? Не спросил бы — не мучились бы ни я, ни она. Тебе самому приятно было?
— Да, — говорю, — узнал глубже её духовные возможности.
Он был уничтожен, но, однако же, высказался:
— Это сущий вампир, Рома. Как ты с ней восемь лет живешь? Неужели нет в городе вашем женщины лучше? Пять минут молчания рядом с ней — и всего меня высосала, опустошила. Уходи от нее, вот мой совет.
Его прямо трясло всего. Её, наверное, тоже: и не отблагодарила, и чаю не налила, и человека обидела. Разве не осознает? А я между ними один — наблюдатель. Оно мне надо было?
— Она испугалась тебя, Радий. Как мама. Люди вообще боятся, но не Бога, а просто страх внутри сидит из-за узости души и мышления. Достоевский еще, кажется, об этом писал.
Я вдруг вспомнил, что мне Санек 12 марта говорил. Пересказал Радию, добавил, что он, Радий, является сейчас таким. ну, не Богом, но что-то вроде Него, который приходит к людям, а у них — страх перед Высшим, поэтому лучше телевизор включить, сериал какой-нибудь смотреть, чем лицом к лицу с Этим Высшим столкнуться.
— Бога не надо бояться, Рома.
Остановились. Покурили.
Небо зловеще затянуто, давит сверху, вздумало насмерть род человеческий придавить. А горизонт на востоке весь почернел, будто заболел немочью невиданной, неслыханной. По курсу — через овраг — собор Христорождественский, так один купол и виден, за всю природу отдувается, светит блекло, не сдается.
— Слушай, — говорю, — Радий, а ты не пробовал. хм. украсть, например? Или. грабануть кого?
— Что ты, Рома, говоришь?! — Он даже опешил от моих слов.
— А что такого? Так же легче! Вычислишь, допустим, бабушку с кошельком, женщину, кого послабее, проводишь её до укромного места, где она идти будет, а рядом — никого. По голове чем-нибудь — бах! Деньги забираешь и уходишь! И все! Работать не надо.
— Нет-нет-нет! — как будто я его ударил. — Рома. Это. Нельзя.
— Хотя бы думал об этом? — пытаю и проверяю.
— … - что-то такое зашептал, молитву, наверное.
Короче, смотрю на него, сканирую — да какой он вор?! Какой он грабитель?! «Мама умерла у меня, Рома, и земля из-под ног ушла». Пораженный и очарованный жизнью якут.