— Любимая. Ну открой же глазки. Открой, слышишь? Карменсита, что с тобой? — доносилось до нее сквозь густо-красную пелену тумана. — Я все равно не позволю тебе умереть. Сколько крови! Моя любимая, моя драгоценная кровь…
Галина чувствовала, как он что-то делал с ее головой. Ей было совсем не больно — в ту минуту она отдавалась ему еще полнее, чем когда они занимались любовью. Она была совершенно беспомощной в его руках. Это состояние ее пьянило.
…Она проснулась от крепкого запаха свежих роз. Открыла глаза. Возле кровати стояла ваза с большими темно-вишневыми розами. За окном медленно кружились крупные хлопья снега. Звучала их с Андрюшей любимая песня «Влюбленный солдат».
— Как хорошо. — Галина потянулась, почувствовала острую боль в затылке и потеряла сознание.
Открыв глаза в следующий раз, она поняла, что находится в комнате Андрея, хотя до этого была здесь всего один раз.
— Как дела? — услышала она его голос. — У маленькой баловницы болит головка?
— Слегка.
— Это тебе за то, что ты расшалилась в мое отсутствие. Ай-яй-яй, как нехорошо шалить в отсутствие папочки. — Андрей зашелся несвойственным ему саркастическим смехом, и она поняла, что он пьян. — Признайся папочке, с кем ты согрешила в ту злополучную ночь?
— С тобой.
Она улыбнулась, глядя в его расплывающееся пред ее глазами лицо.
Он больно стиснул ей руку, выкрутил большой палец.
— Говори, или я сломаю его. Все равно я все тебе прощаю. И то, что ты наделаешь в будущем тоже.
— Не надо меня прощать. Я гадкая. — Она почувствовала, что по щекам текут слезы. — Я так скучала по тебе. Но я…
— С кем? — Он уже выкручивал ей запястье. — Говори немедленно.
— Я… только собралась. Я не успела.
— Врешь. Мать видела тебя с Китайцем. Говори: ты брала в рот его х…?
— Нет! Нет! Нет! — твердила она с одержимостью.
Потом он влез к ней под одеяло — исхудавший, дрожащий, плачущий истеричными пьяными слезами. Она отключалась, когда оргазм достигал своего пика, и это было невыразимо прекрасно. Она заснула, вся засыпанная лепестками роз: Андрюша обдирал их и швырял в нее горстями.
В подобном угаре прошло несколько дней и ночей. Им так и не удалось по-настоящему объясниться — Андрей постоянно был навеселе.
Однажды утром она проснулась и увидела записку, приколотую к одеялу золотой брошкой с рубином.
«Любимая Карменсита! Я теперь далеко от тебя. Спасибо за те удовольствия, которые я от тебя поимел. Так сказать, обслужила ты меня по самому высшему классу. Целую твои невинно-голубые блудливые глазки.
Не твой А.
P.S. В долгу никогда не остаюсь».
Галина швырнула брошку на пол и попыталась встать. Открылась дверь, и в комнату вошел Илья Петрович.