— Все будет в порядке. Вот увидишь. — Вадим решительно нажал на кнопку звонка. — У меня интуиция. Она еще ни разу меня не обманывала. Ни в небе, ни на земле. — Он крепко стиснул ее холодные пальцы. — Моя девочка. Моя маленькая любимая девочка. Я буду тебе отцом, мужем и всем, кем захочешь. Только верь мне, ладно?
Мария Лукьяновна с самого утра пыталась убедить себя в том, что ничего особенного не случилось, хотя сердце подсказывало ей обратное. Нина сказала, что Муся заходила к ней в больницу в без четверти одиннадцать, но ее как раз вызвали, а потому сестра передала через Галину Кривцову, что будет ночевать у своей подруги Насти Волоколамовой. Муся несколько раз в году ночевала у Насти. Мария Лукьяновна эту дружбу поощряла — Настя была умной, серьезной девочкой из хорошей интеллигентной семьи. Правда, Настина мама чересчур баловала дочку, но Волоколамовы вообще жили на широкую ногу.
Марию Лукьяновну насторожил тот факт, что Муся не предупредила ее заранее о том, что заночует у Насти. Это раз. Когда же она зашла в комнату дочери и увидела разбросанную по столу косметику, сердце заныло в груди — она и не подозревала, что Муся уже начала пользоваться косметикой, хоть в этом, собственно говоря, ничего необычного не было. Почти все Мусины одноклассницы подкрашивали глаза и ресницы, и Марии Лукьяновне нередко приходилось заставлять учениц, переусердствовавших в этом занятии, идти в туалет и помыть с мылом лицо. Она всегда отдавала эти распоряжения бесстрастным тоном, но почему-то ее слушались. А вот Аллу Анатольевну, преподавательницу английского языка, которая кричала и даже топала ногами, не боялся никто — класс на ее уроках превращался в косметическо-парикмахерский салон.
Больше всего поразила Марию Лукьяновну та небрежность, с которой Муся покидала дом: об этом свидетельствовали валявшиеся в коридоре выходные туфли Нины, распахнутая настежь дверь на веранду, незапертая калитка. Разумеется, все это были мелочи. Но Мария Лукьяновна слишком хорошо знала свою младшую дочь, чтобы не придать этим мелочам значения.
Она не стала подробно расспрашивать Нину — после ночной смены старшая дочь, у которой было низкое давление и частые головокружения, едва ворочала языком и спала как убитая часов двенадцать подряд, если не больше. И Волоколамовым она звонить не стала: внутренне Мария Лукьяновна была уверена в том, что Муся у них не ночевала, хоть и пыталась убедить себя в обратном. Она представила полный удивленного сочувствия голос Веры Афанасьевны, ее искреннюю готовность помочь — Волоколамова была теплым, отзывчивым человеком. Потом Мария Лукьяновна представила, как, положив трубку, Вера Афанасьевна скажет мужу: