Кутищев опрокинул рюмку, смачно крякнул.
— Есть у меня одна идейка. Только, чур, не забывать друга, если что выгорит. Хочешь? Скажу.
— Ну говори.
— Ты хвастал, что танцевал на банкете с дочкой господина Пенязева.
— И что из этого?
— Глянется?
— Мне-то нравится, а вот как я ей.
— Поглянешься и ты ей. С твоим ликом не то, что с моим рылом, графиня не откажет. Так вот, сумей к ней подкатиться, и жизнь твоя забурлит, как вода в горной реке. Глядишь, еще Пенязев наследником тебя сделает и выдернет из этой ямы. У него же связи с Родзаевским и самим атаманом. Понимать, надо…
Идея жениться на Маше Померанцеву показалась заманчивой. Но как это осуществить? До сих пор он встречал равных себе, а здесь — дочь купца.
— Попробую, Аркаша. Только ты мне не мешай.
— Я тебе мешаю? Эх ты, хрен нетертый! Ладно, за мою идейку. — Кутищев плеснул в рот порцию коньяка и взглянул на свои часы. — Пора развлекаться. — Он подозвал официанта-японца, показал два пальца. — Мадам…
К столу подошли две молодые японки в Длинных кимоно, туго перетянутые широкими, как шарф, поясами, в мягких без каблуков гета. Поклонившись, они сели на предложенные места. Кутищев произнес несколько японских фраз, мол, давайте знакомиться.
— Минэко, — представилась севшая рядом с Померанцевым. Иван еще не встречался с японками. Какой-то далекой, сказочной казалась она ему в этом шелковом, в ярких цветах кимоно. Только на бледно-желтых щеках ее не проступал живительный румянец. Зато искусно уложенные волосы чернели, как вороново крыло.
«Эх, Минэко, Минэко, — умилялся Иван, все еще не решаясь притронуться к этой сказочной красавице. А она улыбалась агатовыми, полными таинства глазами. Из-за приоткрытых ярко накрашенных губ белели ровные ряды зубов. Иван несмело обвил рукой ее талию, коснулся груди, ощутив два маленьких комочка. «Не то, что у русских», — подумал он.
Кутищев тоже трепал по щекам свою «мадам», которая, смеясь, уклонялась от его «нежных» прикосновений…
Охотин нервничал, беспокойно расхаживал по кабинету, курил одну сигарету за другой. Еще бы не нервничать! Этот хлыст, Померанцев, слишком много стал позволять себе. Думает, что здесь можно даром хлеб есть. Прошлый раз не провел одно занятие и сегодня явился на два часа позже.
— Почему опоздал? Где был? — окинул он Померанцева свирепым взглядом, когда тот вошел в кабинет.
— Где был, там, Лев Павлович, меня уже нет, — хотел обратить все в смех Иван.
Но Охотин еще больше взбеленился.
— Ты мне брось шутки шутить. Понял? Это тебе не в Советском Союзе, где по головке гладят да уговаривают.