— Ламоза! Ламоза! — и кинулся догонять бандитов.
К нему присоединились несколько взрослых. Один догнал Померанцева, схватил за рукав.
Кутищев остановился, выстрелил в него.
Зажав руками живот, китаец стал оседать. Остальные отпрянули.
Бандиты снова побежали, но кем-то брошенный камень угодил Ивану в голову, проломил череп. Померанцев упал, теряя сознание. Кутищев взвалил его на спину и понес, грозя китайцам наганом.
Ночью еле живого Ивана он приволок в больницу.
Несколько дней Померанцев боролся со смертью. И вот впервые за все эти дни пришел в сознание.
— Кто-нибудь приходил ко мне? — спросил он сестру.
— Ходит тут один, такой мордастый, рябоватый. Вчера интересовался вашим здоровьем.
«Аркашка», — догадался Иван. — Значит, не арестован. Видно, все уладил. А мне вот не повезло».
— Какое сегодня число?
— Одиннадцатое августа.
День был жаркий. Даже через открытые окна не чувствовалось движения воздуха. В саду весело чирикали воробьи, ворковали голуби. Ивану хотелось подойти к открытому окну, вдохнуть свежий воздух.
Внезапно в палату ворвался далекий нарастающий гул моторов.
— Самолеты! — вскрикнула сестра. — Летят Харбин бомбить. — Она подбежала к окну и закрыла створку.
— А что… разве война началась? — встревожился Померанцев.
— Третий день идет. Советские напали.
Иван закрыл глаза, проскрежетал зубами: «Вот это попал — ни позже, ни раньше — война».
— Что по радио сообщают?
— Передают, что японские войска перешли в наступление и бьют советских.
«Слава богу! Может, пока здесь лежу, и закончится». Где-то далеко за городом послышались взрывы.
— Аэродром бомбят, — сказала сестра.
Померанцева это не беспокоило. Ведь бомбили же советские Берлин, когда немцы подходили к Москве. Это так, для острастки. Главное, японцы перешли в наступление. Напрасно говорил Винокуров, что советские раздавят японцев, как козявку. Был бы живой, сейчас бы радовался. А вот его, Ивана, милует судьба. От скольких бед спасла. Видно, он в рубашке родился. Может, еще вернется в Россию и заживет той жизнью, о которой мечтал!
Маньчжурия сотрясалась от грохота танков, рева машин, людского гомона. По грунтовым дорогам и степным тропам, как реки в половодье, текли советские войска. Над степью, выжженной солнцем, поднимались тучи пыли.
Японцы, не принимая боев, спешно отступали. Командующий третьим (западно-маньчжурским) фронтом генерал Усироку в первый же день войны отдал приказ об отводе войск за Большой Хинган. Там по замыслу штаба Квантунской армии предполагалось дать русским решительный бой.
Полк Миронова шагал по Трехречью. Так в Маньчжурии называют долины рек Ган, Хаул, Дербул — притоки Аргуни. После пограничного города Маньчжурии больших сражений в этот день не было, кроме стычек с отдельными смертниками, которые прятались по овражкам, расщелинам, за бугорками и открывали внезапный огонь.