В пять сыграли подъем.
Ливень не прекращался. В ущелье было мрачно, как ночью. Кое-как позавтракав, роты двинулись через сооруженный за ночь понтонный мост. Дорога превратилась в вязкое месиво. Под ногами хлюпала вода, скользили и вязли кони, буксовали и намертво зарывались машины.
Солдаты вытягивали повозки, стелили гати для машин…
К полудню туман начал рассеиваться, оседать, цепляясь за скалы. Небо светлело. Дождь перестал. Повеселели бойцы, поживее стали двигаться. В колоннах шел бойкий разговор.
— Видно, не догнать нам самураев.
— У них же кавалерийский полк. Поди уж за Хинган удрапали.
…В первый день японцы не очень спешили, ждали подхода основных сил бригады. Но когда узнали, что за ними следуют русские, поняли — с бригадой что-то случилось и пошли быстрее, чтобы влиться в части, которые заняли оборону за Хинганом.
В полдень следующего дня полк спускался с последнего перевала. И тут внезапно разразилась стрельба. Быков, возглавляющий головную заставу, слез с лошади, отошел в сторону от дороги. Раздвинув ветви орешника, взглянул в бинокль. В долине, около речушки, приютилось небольшое китайское село. За серыми глинобитными фанзами пестрели плетни огородов. С окраины бил пулемет.
Быков послал Савушкина с Джумадиловым. По мелкому кустарнику они подобрались к пулемету и кинули гранаты. Стрельба смолкла. Но как только застава подошла к окраине села, заговорил другой пулемет. Бойцы прокрались огородами, обезвредили и его.
Полк вошел в село. На узкую улицу высыпали китайцы, прятавшиеся в фанзах и огородах. Они дружно кричали свое приветственное слово: «Шанго!»
Мужчины были в заплатанных штанах, некоторые босиком. Женщины — в черных брюках из дабы, в деревянных гетах. Тут же шныряли дети.
— Санго! Санго! — верещали они, прыгая рядом с проходившими подразделениями и машинами.
Неожиданно один мальчик упал. Из толпы вырвались тревожные крики.
Шофер остановил машину. Подошли солдаты и офицеры. Мальчик лет семи лежал вниз лицом, с виска струйкой бежала кровь. Оказывается, его ударило концом размотавшейся цепи, которая была надета на колесо автомашины — для лучшей ее проходимости.
Подъехал комбат. Около мальчика на коленях стоял отец в старой соломенной шляпе, с реденькой бородкой и впалыми щеками. Выяснив, что шофер не виноват, Сидоров стал объяснять китайцу, как это произошло.
— Моя понимай, капитан. Ваша не виновата… Комбат отозвал Арышева.
— Останьтесь здесь с тремя-четырьмя бойцами, похороните мальчишку. Потом догоните нас.
Роты еще проходили по селу, когда Старков взял на руки мальчика и понес в фанзу. Впереди шел китаец, позади — Степной и Арышев. Через разрушенную глинобитную стену китаец провел солдат во двор и пригласил в фанзу. Они зашли в тесную, прихожую, потом в большую комнату. Старков положил мальчика на кан, похожий на нары. Сбитый из глины, кан тянулся вдоль стены. В конце его был вмазая котел с плитой для приготовления пищи. На кане лежали двое грудных детей, прикрытых тряпьем. Около них сидела мать с исхудалым лицом и коротко подстриженными волосами. Увидев мертвого сына, она всхлипнула. Муж начал утешать ее что-то объяснять.