До гребня высокого отрога оставалось рукой подать, но подъем был крут. Арышев слез с лошади, взял под уздцы. Монгольские кони, тащившие повозки, падали на колени и с помощью солдат взбирались на кручи. У самого гребня дорога прижалась к скале над глубоким обрывом. Бронебойщики осторожно провели своих коней. А пулеметчикам не повезло. Ездовой одной повозки хлестнул остановившихся лошадей, те рванули в сторону — колеса сорвались со скалы, и повозка, груженная боеприпасами, полетела в пропасть, увлекая за собой дико ржащих лошадей.
После этого случая солдаты не оставляли на произвол ни одной повозки, пушки, машины. Помогали друг другу взбираться на кручи. А узкие опасные места расширяли с помощью взрывчатки…
И вот батальон на гребне перевала. Гребень был вымощен неровными глыбами, местами поросшими зеленым мхом. Некоторые камни, будто обрызганные известью, пестрели от птичьего помета.
— Какая высочина! Аж дух захватывает, — дивился Вавилов. — А тучи-то хоть рукой доставай!
Неподалеку со скал поднялись две большие птицы.
— Смотрите — орлы! — закричал Степной. — Вот где они живут — не доберешься.
— А мы вот добрались! — сказал Данилов.
— Какая красотища! Какой обзор! — восхищался Веселов. — Километров на сто кругом все видно.
«Велик же ты, батюшка Хинган! — размышлял Арышев. — На сотни километров разбросал свои руки и ноги — кряжи, отроги и гряды. Сколько отважных путников видел ты на своем веку! Может, когда-то здесь проходили и наши деды, возвращаясь от павших твердынь Порт-Артура! А свет какой: дымчатый, сиреневый, синий. Синегорье. Точно, Синегорье».
«Сколько еще таких перевалов впереди? — думал Сидоров. — Одолеем ли? Должны!»
Тяжел был подъем, но и спуск оказался нелегким. Повозки и пушки притормаживали с помощью толстых ваг, вставленных в колеса. А машины опускали на тросах.
Пока полк скатывался в ущелье, скрылись очертания гор. В небе низко стояли звезды, как в морозную ночь… Путь солдатам преградил бурный поток, который вброд переходить было опасно.
Подъехал командир полка. Посовещавшись с офицерами, Миронов приказал сделать привал на ночевку, а саперам — соорудить к утру переправу.
Сидоров проснулся от сильного грохота. Ему показалось, что японцы открыли артогонь. Но, вслушиваясь, он понял, что это грозовые разряды. Они неслись с гор и эхом перекатывались по глубоким ущельям. По палатке хлестал дождь. Вот чего боялся комбат! Дождь мог вздуть ручьи и речки. И тогда не выберешься отсюда, не поднимешься на перевал. Капитан щелкнул фонариком, посмотрел на часы. Было четыре часа.