Кожа у ней была такая бледная, что сквозь нее просвечивали вены. Волосы замечательно платинового цвета, почти серебряные, с золотистыми прядями. И черные, как смоль, глаза.
Она была облачена в белое. Длинная тончайшая юбка и светлая строгая блузка. Гостиная в белых тонах напоминала мне съемочную площадку, специально оформленную так, чтобы оттенить красоту блондинки. Многие из вещей, я уверен, были настоящим антиквариатом. Пузатые диваны, стулья были обиты белыми тканями различного оттенка, и оттого казались как бы даже цветными.
— Откровенно говоря, — продолжала Линдси, — Сая
трудно былонапугать. Он всегда контролировал ситуацию. Он был на вершине возможностей. В интеллектуальном, эмоциональном, финансовом смысле… — Она ненадолго умолкла. Когда она вновь заговорила, в ее голосе зазвучали нотки отвращения, словно она подозревала нас в сомнениях на предмет «супервозможностей» покойного. Казалось, ее раздражал уже сам наш вид, — недалеких, мелочных и грязных копов с куриными мозгами.
— Так уж и быть, я отвечу и на то, о чем вы хотели, но постеснялись спросить. Он был также на вершине своих сексуальных возможностей.
Она лгала, но это не имело никакого значения, не говоря уже и о том, что она вела себя резко, бесцеремонно и ошеломляюще нагло. Пока она говорила, мы с Робби слушали, как завороженные. В ее голосе был какой-то глубинный чувственный подтекст, усыпляющий рокот. Хотелось ее слушать и слушать, внимать каждому ее слову. Она могла бы рассказывать о смерти Сая, декламировать эротические стихи, перечислять ингредиенты с этикетки на пузырьке с лосьоном. Устоять перед ней и не слушать ее было невозможно.
Хотелось аплодировать каждой фразе. Потому что, кроме Лица и Голоса, было еще и Тело.
Она расположила свое тело прямо напротив окна. Шторы были открыты, и яркий утренний свет просвечивал ее насквозь, было видно, чуть ли не что она ела на завтрак. Все светилось: ноги, полоска трусиков-бикини, обтягивающих плоский живот, талия, которую можно было обхватить рукой, и что самое главное — она была без бюстгальтера. Поразительно, но ее сиськи были совершенно настоящими, грандиозными и внушали уважение. Они отрицали законы всемирного тяготения и указывали прямо на север. Ну и разумеется, она стояла слегка в стороне, так, чтобы солнечный свет обязательно просвечивал сквозь одежду, и тебе уже ничего не оставалось делать, как созерцать два бугорка ее сосков, упиравшихся в просвечивающую ткань туго заправленной в юбку блузки.
— Сай был на гребне славы и как художник, и в финансовом отношении. Вам не лишне будет знать, что кино — это не тот тип деятельности, где все друг друга обожают. Но стал ли бы кто-нибудь убивать его, только потому, что его фильм завоевал Золотую Пальмовую Ветвь в Каннах и принес ему девяносто два миллиона?