Начгарн Ново-Николаевска военкомдив 27 Кучкин”.
Прошел день, а ответа из Реввоенсовета нет. Я стал было волноваться.
— Вероятно, мне влетит за самоуправство, — сказал я своему секретарю В. Малкову.
— Так ведь Реввоенсовет не знает, что вы держите англичан в тюрьме, — ответил Малков.
— А может быть, и знает. Те же консулы могли обратиться к нему с жалобой на меня.
И вдруг 25 декабря я получаю такую телеграмму:
“Военная. Вне очереди. Начгарну Ново-Николаевска военкомдиву 27 Кучкину. Омск. 25 декабря. На телеграмму 23 декабря.
Всю английскую миссию арестовать, отправить Омск. Товары, склады, прочее имущество англичан, датчан и русских опечатать учетной дивизионной комиссией”.
Немедленно по получении телеграммы я распорядился произвести обыск в квартире датского и американского консулов (последний тоже заступался за англичан). Вечером 25 декабря я телеграфировал в Омск:
“Ревсовету 5. Английская железнодорожная миссия мною арестована. Квартирах датского, американского консульств произвожу обыск. Обнаружено ценностей на миллионы.
Начгарн Ново-Николаевска Кучкин”.
Мои решительные действия напугали консулов — они скрылись: не то вообще бежали из Ново-Николаевска, не то попрятались где-то в городе. Обыски на квартирах консульств продолжались всю ночь на 26 декабря. Обнаруженное богатство принадлежало не только консульствам, но и русским богачам, проживавшим в Ново-Николаевске. Когда к городу стала приближаться Красная Армия, они стали прятать свои ценности у иностранных консулов, надеясь на то, что они будут сохранены и возвращены по первому требованию. Но этим надеждам не суждено было осуществиться. Награбленное у трудящихся богатство досталось самим трудящимся в лице Советского государства. 26 декабря я телеграфировал Реввоенсовету 5-й армии:
“Доношу, что в квартирах бежавших консульств найдено имущество на миллионы рублей. Найдено множество сундуков с имуществом неизвестных владельцев, бежавших с консульством. Все передано в распоряжение учетнореквизкома…
Начгарн Ново-Николаевска Кучкин”.
Что касается английской военной миссии, то она была посажена в поезд и в сопровождении охраны отправлена в Омск…
Общий порядок, поддерживавшийся во время похода, изредка нарушался некоторыми недисциплинированными бойцами. Они порой оскорбляли жителей сел и деревень, брали у них продукты, фураж и живность и не платили денег. В этом отношении особенно “отличались” бывшие партизаны, привыкшие брать у крестьян продукты бесплатно. Пришлось снова давать указания об усилении воспитательной работы. 19 марта за моей и завподива подписями ушла телеграмма военкомам бригад, артиллерии, отделу снабжения, начальнику особых отрядов с требованием пресечь подобные безобразия. В телеграмме говорилось, что надо “убеждать крестьян, что в случае нанесения им обид они обязаны своевременно жаловаться, не должны бояться никаких запугиваний со стороны тех, кто наносит им обиды”, что виновники будут строго наказываться и что, жалуясь на обидчика, крестьяне тем самым “примут деятельное участие в борьбе Советской власти с преступлениями”