Марти начинает неуверенно посматривать на меня, и я догадываюсь, к чему все идет: раз я уродина, значит, Марти для меня самое то. Я отворачиваюсь и выскальзываю через раздвижную стеклянную дверь на балкон. Я никогда еще не видела Сан-Франциско с такой высоты: город лежит внизу темно-синий, бархатистый, цветные огни плавают в тумане, длинные пирсы врезаются в черноту залива. Ветер холодный, я возвращаюсь за курткой, набрасываю ее на плечи и опять выхожу на балкон. Устраиваюсь на белом пластиковом стуле, забираюсь на него с ногами — и смотрю, смотрю. И постепенно начинаю успокаиваться. Мир такой огромный, это невозможно объяснить словами.
За моей спиной дверь тихо отъезжает в сторону. Я не оборачиваюсь, думаю, что это Марти, но это оказывается Лу. В шортах, босиком. Даже в темноте видно, какие у него загорелые ноги.
Где Джослин? — спрашиваю я.
Спит, отвечает Лу и глядит вдаль. Он стоит облокотившись на перила — первый раз при мне стоит неподвижно.
Вы хоть помните, когда вам было столько, сколько нам?
Он оборачивается и улыбается мне — скалит зубы, совсем как днем в ресторане. Мне и сейчас сколько вам.
Ну-ну, говорю я. А дети не мешают? Шестеро?
Не мешают. Он отворачивается, ждет, чтобы я ушла. Не было у меня с этим человеком никакого секса, я его даже не знаю, думаю я.
Я никогда не стану стариком, говорит он.
Вы уже старик.
Он резко разворачивается, смотрит, как я сижу с поджатыми ногами. А ты страшилище, поняла?
Это просто веснушки.
При чем тут твои веснушки? Он смотрит и смотрит на меня, потом в его лице что-то меняется, и он говорит: хотя нет, они как раз ничего.
Я вам не верю.
А ты поверь. Я честен с тобой, Рея.
Не ожидала, что он помнит мое имя.
Поздно прикидываться честным, Лу.
Тут он начинает смеяться, хохочет по-настоящему, чуть не до слез, — и я вдруг понимаю, что мы с ним — свои, хоть я его и ненавижу. Я встаю, подхожу к перилам, останавливаюсь с ним рядом.
Когда тебя начнут уговаривать, чтобы ты изменилась, — не соглашайся, говорит он.
Но я хочу измениться.
Он качает головой. Не надо, Рея. Так прекрасно. Оставайся такой.
Но веснушки… Горло у меня сжимается.
Так веснушки и есть самое лучшее, говорит Лу. Подожди немного, найдется парень, который глотки всем перегрызет за твои веснушки. А потом перецелует их, все до единой.
Я вдруг всхлипываю, слезы текут, я их даже не прячу.
Эй, говорит Лу, наклоняется, смотрит мне прямо в глаза. Вид у него усталый, лицо как вытоптанное. Мир полон мерзавцев, Рея. Не слушай их, слушай меня.
Я понимаю, что Лу — один из тех самых мерзавцев. Но я слушаю.