Дверь была незаперта, и Фред вошёл внутрь. Ничего не изменилось. Ему показалось, что даже мелкие предметы остались стоять на своих местах, как и три года назад. Он услышал, как в глубине дома приглушённо звякнула посуда. Фред опустил на пол небольшой дорожный чемодан и прошёл на кухню.
Хелен стояла к двери спиной и собирала на стол. Услышала, как скрипнула дверь, и обернулась. Тут же опустила глаза. Несколько коротких шагов навстречу друг другу. Она ткнулась раскрасневшимся лицом в китель мужа.
— Фредди… Фредди, я…
Она любила называть его этим уменьшительным именем. Ей казалось, что это так по-американски. Хотя сейчас всё американское стало не таким популярным, как несколько лет назад. Все понимали: открытие второго фронта — вопрос времени.
Почему сейчас это так его раздражает? Уж точно не из-за политики Рузвельта. К чертям собачьим и Рузвельта, и всех остальных! Он устал от политики, и ему дела нет до войны! Он приехал домой всего на несколько дней.
Фред попытался немного отклониться назад, чтобы рассмотреть лицо супруги, но она ещё сильнее прижалась к нему.
— Ты получила моё письмо?
— Да. Два дня назад.
— Я ждал тебя на вокзале, Хелен.
— Я… Нам нужно поговорить, Фредди.
Он вдруг понял, почему это уменьшительное «Фредди» так его раздражает. Произносит его Хелен не так, как обычно. Не с любовью, а скорее с состраданием, обращаясь к нему, как к ребёнку, больному и беззащитному. Наверное, она так и продолжала бы стоять, прижавшись к Фреду, но на плите спасительно задребезжала крышкой кастрюля.
— Кипит, пусти…
Хелен разомкнула объятия и отстранилась. Развернулась к плите, но в последний момент муж перехватил её руку.
— Что с тобой?
— Со мной? Со мной ничего. Садись.
Фред отпустил руку жены и сел за стол. Стоя спиной к мужу, Хелен почувствовала себя более раскованно. Не глядя в глаза, сообщать о неприятных новостях намного проще.
— Тебя не было почти три года, Фредди…
— Я был немного занят, ты же знаешь.
Хелен испугалась, что сейчас она раскиснет, опустится до жалости к мужу, и разговор, к которому она готовилась, размякнет, развалится, как эта проклятая каша.
Она отключила газ. Молчать было невыносимо, стоять у плиты спиной к Фреду глупо.
— Фредди, я ухожу… У меня другой… Другой мужчина.
Она ждала ответа и одновременно боялась его услышать. Боялась, что он будет кричать, обвинять… Ударит, в конце концов. А больше всего — что он будет умолять остаться. Но Фред молчал. Ей тоже нечего больше сказать. Всё, что касалось их обоих, она уже высказала, остальное касается только её и… Неважно… Только её.