Оставив Томаса на тротуаре перед Государственным Домом, Жан-Поль заковылял через Бикон-стрит в сторону Бостон-Коммон, где исчез в тени, поскольку облака опять скрыли солнце. Его маниакальный смех, казалось, все еще доносился из-за деревьев. На щеки и нос Томаса упали первые капли дождя. Он хотел было раскрыть зонтик, но почувствовал, что без опоры будет трудно: дрожали коленки. Дождь усиливался, а идти, не опираясь на зонт, он не мог. Взвесив ситуацию, Томас в конце концов зашагал к Государственному Дому, к той стене, на которой висел портрет Элизы Блэкберн работы Гилберта Стюарта. Взгляд ее был такой же, что и у Ребекки. Изучая лицо Элизы, Томас почувствовал, как утомились и начали слезиться глаза.
— Прости, Элиза, — хрипло проговорил он, — я превратил имя Блэкбернов в черт знает что.
Ему почудилось, что знаменитая прародительница улыбнулась ему и сказала: «Все к лучшему, сын мой». Но, он знал, что этого, конечно же, не может быть. Это были всего лишь слова какие ему хотелось бы услышать, хотя бы от кого-нибудь, но никто никогда не скажет их ему.
Дыхание у Жана-Поля совершенно сбилось, когда он наконец добрался до станции метро «Парк-стрит» на Тремонт, близ Бостон-Коммон. Он едва волочил ноги, запыхался, был недоволен собой. В бытность свою в Иностранном Легионе марш-бросок в десять миль он совершал без всякого труда, причем на хребте была поклажа в два пуда, а всякую свободную минуту, днем и ночью, он крепко выпивал, и несмотря на это, наутро мог разглядеть паука за полмили. Солдаты завидовали его необычайно острому зрению, благодаря которому он прослыл лучшим стрелком батальона. Даже после пятилетнего заточения в лагере для военнопленных, недоедания, авитаминоза, побоев, зрение у него осталось на зависть многим, хотя и не такое, как прежде.
— Привет. Вы — Жан-Поль Жерар, не так ли?
Он обернулся и увидел Ребекку Блэкберн. Она стояла рядом. В лице у нее не было ни кровинки.
— Я следила за вами, — сказала она. — Видела, как вы беседовали с дедушкой.
Жану-Полю вдруг захотелось прикоснуться к ней, но вовсе не для того, чтобы удовлетворить сексуальный или даже романтический позыв. Ему захотелось прикоснуться к ней как к той девушке, фотографии которой показывал ему Стивен Блэкберн жаркими, томительными ночами в Сайгоне. Жан-Поль не мог выдавить из себя ни слова.
— О чем вы говорили с дедом?
— О том, что с твоей стороны очень глупо выслеживать меня, — спокойно сказал Жан-Поль.
Ребекка холодно посмотрела на него, и щеки ее обрели живой оттенок.
— Глупо или нет — это мое, а не ваше, дело. Я читала о вас. Вы были в дельте Меконга с моим отцом в день, когда его убили.