— Ты ведь любишь сына, правда? Конечно, настолько, насколько может любить такая, как ты.
Она возмутилась:
— Сукин сын несносный! Кто ты такой, чтобы говорить со мной о любви? Убирайся из моего дома!
Жан-Поль пропустил мимо ушей ее тираду.
— А компания? — продолжал он. — «Вайтейкер и Рид» — это твой триумф. Ничего бы из нее не получилось, останься твой муж в живых. Какая удача, что он погиб, не так ли? Ты из рода Вайтейкеров. Всегда была при деньгах, и ума не занимать. Но тебе приходилось корчить добропорядочную бостонку и верную жену. Пока смерть Бенджамина не развязала тебе руки. Ведь вдове многое позволено, не так ли? Посмотрите на Абигейл Рид, бесстрашно принявшую на себя груз одиночества.
— Убирайся, Жан-Поль. — Голос ее прозвучал глухо и угрожающе, но вьетнамец-охранник оставался безучастным, ожидая команды хозяйки.
Жан-Поль не успокаивался:
— Тебе всегда нравилось рисковать. И жажду опасности ты, как правило, удовлетворяла, затаскивая к себе в постель таких мужчин, каким когда-то был я. — Он заставил себя улыбнуться и подошел к ней почти вплотную. Можно было схватить ее, но уж лучше взять в руки гадюку, подумал Жан-Поль и понизил голос, утрируя французский акцент. — Ах, ma belle, когда-то тебе было не занимать страсти. Неужто ты вложила всю свою страсть в компанию?
Она оттолкнула его.
— Пошел к черту!
Жан-Поль засмеялся:
— Мы отправимся туда вместе, ma belle. — Он опять приблизился к ней, с удовольствием глядя, как она морщится от его зловонного дыхания и безобразного шрама. — Я могу уничтожить и твоего сына, и твою компанию «Вайтейкер и Рид». Предположим, у тебя нет ни того, ни другого. С чем тогда ты останешься?
Она промолчала, и лицо ее ничего не выражало. Но за спокойной личиной Жан-Поль мог разглядеть и страх и злобу. Правда ли может? И станет ли? Абигейл обожала риск, но хотела, чтобы игра совершалась по ее правилам. Ей не нравилось, когда ситуация выходила из-под контроля. А именно так произошло тридцать лет назад с Жаном-Полем, поэтому она и постаралась вычеркнуть его из своей жизни навсегда.
— Не угрожай мне, — сказала она наконец осипшим голосом. И облизала губы. Без помады они казались бледными и тонкими. Выходит, не напрасно она заботилась о своей внешности. — Никто не поверит тому, что ты вздумаешь наплести обо мне или о Квентине. Я упрячу тебя в сумасшедший дом.
На Жана-Поля ее слова не произвели никакого впечатления. Он лениво шагнул к столу и начал раскачивать тяжелое пресс-папье из розового кварца.
— А Май Слоан — чудная девочка, не так ли? — спросил он, не глядя на Абигейл.