— Вот как! Наталья Сергеевна ваша тетушка? Да, я рассказывала и о ней.
— И говорили, что тетя собирает вещи-уникумы?
— Говорила. Но ведь об этом многие знают.
— И всякие детали, вроде той, что начальницу гимназии звали Зинаидой Георгиевной?
— Поскольку ее интересовало мещанское прошлое Таганрога и поскольку я сама училась в местной гимназии, я и об этом ей рассказала.
— Но ведь она говорит, что тоже училась в местной гимназии и жила тут возле монастырского подворья, — она же сама должна все это знать!
— Кто жил возле монастырского подворья? — недоуменно посмотрела на меня женщина. — Из наших гимназисток того времени возле монастырского подворья жила, насколько я помню, Люда Калмыкова, что потом так неудачно вышла замуж за Камбурули, но она, бедняжка, давно скончалась в Ялте.
— Так, значит, эта женщина — не Люда Калмыкова?
— Я же вам оказала, что Люда умерла.
— Послушайте, я очень вас прошу, никому не рассказывайте о нашей встрече! И вообще считайте эту гражданку по-прежнему журналисткой…
— Но разве она не журналистка? — воззрилась на меня женщина.
Я оставил ее в полной растерянности.
Подделка или не подделка?
И вот мы опять на морском берегу — Геннадий, Гриша и я. Но море уже не то: волны налетают на берег, обдают нас холодными брызгами и, шиш, откатываются назад, смутно белея пеной в тяжелом темном пространстве. (Фу, до чего мне трудно пейзаж дается!)
Когда я во всех подробностях отчитался перед приятелями, Гриша сказал:
— Смелая бабочка! Вытащила из повести часы — и продает.
— Так она и воротник продаст, — предположил Геннадий.
— Какой воротник? — не понял я.
— А который «морозной пылью серебрится», бобровый, Евгения Онегина.
— Вы думаете, часы Мериме — подделка?
— Безусловно! — в один голос воскликнули Геннадий и Гриша.
— Но ведь Евгений Онегин — лицо вымышленное, а Мериме — факт. И о часах он сам написал, сам!
— Мало ли что писатель напишет, — скептически сказал Геннадий. — Если инженер пишет о реактивном самолете, то тут все выверено: наврешь — и сверзишься на землю, костей не соберешь. А поди узнай, бобровый был у Онегина воротник или каракулевый. Вот даже твой доцент не знает, были у Мериме часы или нет.
— А все-таки надо доказать, что часы — липа. Без этого как ее арестуешь? — задумчиво оказал Гриша. — Что она часы продает — это ее дело, ни под какую статью не подведешь. Что называет себя Людой — тоже ничего еще не значит. Пошутила — и только, а прописалась, может быть, и правильно. Что волосы покрасила — так если задерживать всех, которые волосы красят, в милиции им и места не хватит.