Как обыденно умирают.
В доме лишь тишина и печаль,
И псалтирь кто-то мерно читает,
И потрескивает свеча.
Но приходит незримо и грозно
Толчея незнакомых гостей,
И грохочущим табором в звёзды
Улетают с добычей своей.
Так обычно, а могут иные
Души в пепельном небе летать —
Сбросив тяжкие ризы земные,
Они просят за веси родные,
А молитвенники — портные
Шьют им новых одежд благодать.
Печальный[3] инок, друг надежды,
Прикован к своему посту,
Я жду зарю, но света прежде
Во тьме печаль свою несу
В никем невиданной одежде.
Весна, весна, как ты нелепа,
Как плод, родящийся в грязи.
Тебе не веришь, будто лето
Таким же недугом грозит,
И слякоть ждут, озноб и ветра
Сырая хлябь заморосит.
Глупею, и дошел до точки,
Поскольку недругу — весне
Вовек не сочинил бы строчки —
Она не жизнь родит во мне,
А ощущенье проволочки
До ила смертного на дне.
Когда б ещё не повторялись
Снега, морозы, ветра вой,
Какая б дикая усталость
Легла на душу, словно старость,
Без перемены этой злой.
Мне самому, пройдя ступени
До середины — не светло:
Утр обещанья и потери,
Ночных светил седые тени,
Прозрачность жизни — потекло,
Все лед обманчивей весенний, —
Являло вечность и прошло...
Душа устала, ей не в радость
Ручьёв полуденный трезвон,
Она не в этом зарождалась,
Но в этом беспокойный сон
Её настигнет, как усталость,
Как многотрудность, как урон.
И ямба самого новинка
Так уж блистательно нова,
Что пишешь, а в уме заминка:
“ПЕН” клуб несложно даст права
От века прошлого соринку
Подъять с господского стола.
Теперь в цепочку замыкая
Кольцо словес; их перезвон,
Я в страхе уши затыкаю —
А если погребальный он?
Откуда? Да со всех сторон —
Не Суд — оркестр похорон.[4]
Прошу: верни полудню, другу
Улыбку и пусти по кругу —
Она весна и сад, и май…
Однако, не забудь подругу,
Осенний обнаженный край,
Пустивший погремушку — вьюгу —
Ты, мол, повей, да поиграй.
А сам-то помнишь, что Родитель
Тебя забросил — вот, живи!?
Участник века и не зритель,
Ничей, принц крови, жид, жених,
Легенда, сказка для жены,
Приобретенье мира — мститель.
Многообразный Иосиф,
Ты завещал о другом:
Земли чужие отбросив,
Васильевским только влеком,
В клевере весь и в колосьях,
В российских просторах тайком...
Теперь-то уж кто отгадает,
Разве что невская гладь,
Что там душа выбирает,
Дано ль ей теперь выбирать?
Но небосвод полновесен,
Тяжек тобой, многолик,
От элегий скорее словесен,