— Бр-р-ррр… Тоже запала?
Ирина вздрогнула — над её столиком, нависая, застыл длинный, как удав, мужчина. Покачавшись с полминуты, он просто рухнул на стул рядом.
«Только не ты!» — чуть не крикнула Ирина и потянулась рукой за сумкой.
— Испугалась? — оценив сальным взглядом её грудь, мужчина громко икнул и представился: — Меня зовут Агап, а тебя как?..
— Не имеет значения, — проворчала Ирина и сделала глоток из кружки.
— А почему пену не сдула?! Что молчишь?.. Выпьешь со мной, а?.. — Агап смотрел на неё, не мигая.
И тут Ирина неожиданно для себя согласилась, решив, что раз уж зашла в бар, а не в консерваторию, то придётся, хотя бы временно, придерживаться чужих правил игры в жизнь.
— Выпью!..
Агап, запрокинув голову, хохотнул и, помогая себе руками, поднялся и поплёлся к бару. Костюм от Армани ненавязчиво намекал о его состоятельности, но когда он нежданно обернулся, Ирина поразилась его потухшим глазам, на которые невозможно было смотреть без содрогания.
— Водка. Будете?.. — Агап вернулся и поставил перед Ириной литровую бутылку «Столичной». — Спойте что-нибудь, а?.. — не сводя с неё глаз, попросил он.
— Что вам спеть?
— Я начал жизнь в тpyщобах гоpодских, и добpых слов я не слыхал… Когда ласкали вы детей своих, я есть пpосил, я замеpзал, — неожиданно тихо напел Агап.
— За что вы бpосили меня, за что? — хмыкнув, подхватила Ирина. — Где мой очаг? Где мой ночлег? Hе пpизнаете вы мое pодство, а я вам бpат, я человек!
Ирина изумлённо прислушалась к себе — ситуация начинала ей нравиться. «Господи, что со мной?.. Мне по вкусу общаться с человеком, у которого лицо убийцы?..» — думала она, отстукивая ритм мелодии ногой.
Агап кивнул на маленькую сцену, там усаживалась большая дама в бархатном платье с откровенным декольте. Когда через минуту дама начала петь под аккомпанемент маленькой гитары, Ирина поперхнулась воздухом.
— Забери меня отсюда… Забери навсегда! — раздирающим басом пропела дама-пышка под грустную мелодию и, смежив веки, начала петь стихи Гарсиа Лорки:
Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.
Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?