Но все ли ты в себе открыл уже,
но все ли понял ты уже?
Прилепливает сердце крылышки
к твоей неверящей душе.
Все человек чего-то мечется,
старухи в церковь прут, а нам…
А нам — как не расчеловечиться,
как не поверить в Божий храм!
P. Казакова
Я спешил по залитым солнцем тротуарам. Спешил домой. В животе образовался небольшой водоворот, который закручивал желудок, и требовал обеда, завтрака, а заодно компенсации за вчерашний ужин. Хотя я и жил в двух кварталах от отдела, в котором работал, но вчерашняя кража у депутата надежно приковала меня ко «второму дому», заставив на сутки забыть о «первом». Теперь, когда воришки пойманы и им была прочитана лекция о старых опытных «домушниках», которые, в отличие от современной молодежи, смотрели, к кому лезут, я намеревался восполнить пробелы в моем рационе питания.
Я уже видел дверь своего подъезда, когда с верхних этажей дома, мимо которого я проходил, раздался вопль о помощи. На переходном балконе стояла женщина лет пятидесяти и отчаянно махала руками в сторону входа в подъезд. Желудок требовал ускорить шаг, а инстинкт опера угро, который большинство называют совестью, а меньшинство чувством долга, требовал блокировать двери. Инстинкты возобладали. Бросившись к подъезду, я опоздал на считанные секунды — двери распахнулись, на улицу выскочили двое молодых парней и бросились в сторону новостроек. Один из них, натолкнувшись на меня, неудачно повернулся боком, чем я и воспользовался, вложив в его челюсть все раздражение голодного человека. Парень охнул и растянулся на асфальте. Второму беглецу также не повезло: проходивший мимо мужчина быстро сориентировался в обстановке и удачной подножкой на время отбил у беглеца желание продолжать кросс. Точнее, желание осталось, пропали возможности, так как в отличие от моего, «крестника», растянувшегося на асфальте, этот со всего разбега врезался головой в стоящую у подъезда скамейку. Пока потерпевшая спускалась с этажа, вокруг нас собралась толпа зевак.
— Что случилось?
— Хулиганы ребятишек бьют.
— Да нет, воров задержали.
— Нет-нет, говорю вам, я сама видела…
Гудение толпы стало меня раздражать, я вынул из кармана удостоверение и помахал им в воздухе:
— Я — офицер уголовного розыска старший лейтенант Куницын. Только что на ваших глазах были задержаны преступники. Просьба не расходиться. Мне нужно записать данные свидетелей, которые пройдут со мной в отдел для протоколирования показаний.
Рой голосов стал стихать. Я подождал, пока толпа растечется по улочкам и домам, достал из кармана наручники и защелкнул их на запястьях, лежащих на земле парней, сковывая их попарно.
