Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни (Ямской) - страница 53
Неувядаемо «европейски эклектичный» «Националь» отвели для приема высоких зарубежных гостей, а также приятного времяпрепровождения тех советских граждан, которые располагали деньгами и, как правило, принадлежали к политической, научной или творческой элите.
Услаждали их, пожалуй, самые лучшие в конце 1930-х годов джазовые коллективы Цфасмана и Утесова.
Из иностранцев здесь особенно привечали «властителей дум» — наиболее авторитетных на Западе писателей, которые, по расчетам Кремля, могли быть особенно полезными в качестве «больших друзей СССР». Не случайно в разное время в «Национале» останавливались Анатоль Франс, Анри Барбюс, Джон Рид, Мартин Андерсен-Нексе, Герберт Уэллс и многие другие. Взгляд на советскую жизнь из комфортабельных апартаментов с видом на кремлевские башни, равно как и проникновенные беседы за уставленными яствами банкетными столами «Националя», много способствовали благоприятному восприятию. Не зря же на удочку щедрого гостеприимства и знаменитого сталинского обаяния (тот, когда нужно, умел бывать и таким) попались даже такие зоркие к действительности и чувствительные к фальши мастера пера, как Бернард Шоу и Леон Фейхтвангер. Причем последний настолько, что в самый разгар массовых репрессий в СССР в своей документальной книжке «Москва 1937 года» ухитрился найти положительный смысл в прославлении товарища Сталина — главного вдохновителя и организатора Большого террора.
Впрочем, в «Национале» — скрытно и старательно — собирали всю, в том числе и самую критическую, информацию. Уж очень было удобно в этом престижном прибежище знатных иностранцев и видных совграждан держать их под наблюдением. Не зря на долгие годы «Националь» стал объектом особого внимания со стороны компетентных советских органов. А гостиничные номера, ресторан и кафе одними из первых оборудованы прослушкой.
Благодаря ее стараниям в 1938 году здесь чуть не погорел молодой, но уже тогда известный Михаил Шолохов. В разработку он попал из-за того, что мимолетно увлекся Евгенией Гладун-Ханютиной. Это была красивая, жизнерадостная и общительная женщина, не оставшаяся незамеченной даже на кремлевских балах. Одно время Гладун-Ханютина возглавляла созданный по инициативе М. Горького журнал «СССР на стройке». Однако самым большим ее увлечением был созданный на дому салон, куда приглашались известные писатели, художники, артисты, дипломаты. Безнаказанно закатывать такого рода «богемные» мероприятия в суровые 1930-е годы было чревато. Но Евгения Гладун-Ханютина могла себе это позволить. Ибо была женой Ежова — шефа НКВД, которому Сталин на какое-то время отвел роль главного в стране палача. Так что участники ее салона как мотыльки слетались в ежовскую квартиру на огонек, даже не подозревая, что очень скоро многие из них обожгут на этом свои крылышки.