Этим человеком и был Захария Скара Гуил-Гурсис, потомок венецианских евреев де Гвизольфи, которые под покровительством Генуэзской республики стали владетелями Таманского полуострова. (Кстати, «Скара» — слово итальянское, в переводе оно означает «жук».) Что касается внешней противоречивости сведений о Захарии, то все они снимаются, если признать, что он был караимом. Не менее естественно в те времена было определять людей по их вере, чем по крови. Как полуитальянца-получеркеса, Захарию звали «фрязином и «черкасином», а по вере — «евреянином» и «жидовином», то есть так, как именовали крымских и литовских караимов. Титул «таманский князь» он мог носить либо как наследный владетель Матреги и Копарио, либо в качестве главы туземных караимов, которого по древней традиции называли «нази», то есть князь. Эту точку зрения разделяют и еврейские историки, которые включили основателя ереси «жидовствующих» Захарию Скару в список самых знаменитых евреев Киевской Руси и Московии.
Итак, перед нами действительно крупная фигура, соединившая деловую хватку крупного негоцианта и традиционную караимскую ученость. Именно такой человек мог привлечь к себе столь настойчивое внимание великого князя Московского. Рискнем предположить, что дело тут не обошлось без Хози Кокоса, который выступал посредником Ивана III во всех крымских делах. Вероятно, Кокос сумел так живописать достоинства своего единоверца, что Иван Васильевич загорелся желанием заполучить себе такого незаурядного подданного.
Стремление Захарии Скары переехать в Москву тоже вполне объяснимо. Захватив Крым, турки стали вытеснять с полуострова всех «неверных», а Черное море объявили «девственным», то есть недоступным ни для каких судов, кроме турецких. И хотя караимы держались в Крыму дольше генуэзцев, для них тоже наступили тяжелые времена. Очевидно, что у Скары не сложились отношения с турками (в одном из писем русский посол в Крыму называет его «турьскому султану великим трубником»), что и заставило его искать новую родину. Как человек практического склада он вряд ли решился бы переехать в совсем незнакомую ему страну, далекую и почти недоступную для иностранцев. Следовательно, он уже имел опыт общения с русскими (а как мы помним, в 1470 году Захария Скара уже пытался обосноваться в Новгороде), и теперь он мог повторить попытку, но уже в Москве. Возможно, Скара знал, что его новгородские прозелиты заняли высокое положение при московском дворе, и надеялся с их помощью продолжить начатое предприятие, но впоследствии что-то заставило его отказаться от своих намерений. Вполне вероятно, что на решение таманского князя повлияла острая интрига, разыгравшаяся в Москве вокруг ереси «жидовствующих», узнав о которой он посчитал за лучшее не рисковать.