В тот год нас пришли агитировать участвовать в хоре мальчиков. Всю мужскую часть попросили остаться после уроков, что вызвало недовольство мальчиков, зато едкое хихиканье и мелкую радость девочек. Мы зашли в кабинет музыки, где сидели ученики с параллельных классов. Затем началось индивидуальное прослушивание. Меня забраковали. Позднее, правда, я вместе с Мишей пришёл с просьбой прослушать ещё раз. На сей раз нас приняли.
Приятно было время от времени соскакивать с контрольной по математике, чтобы спеть в хоре на каком-нибудь концерте. Со временем пение наскучило, и мы решили покинуть хор. За нами ещё несколько месяцев бегали руководители, стараясь отговорить.
Впрочем, участие в хоре было, пожалуй, самым светлым мероприятием во всей учёбе. В пятом классе я понял, что не люблю математику, как и она меня. Успеваемость с этого года стала плавно снижаться. Дома тоже всё было не гладко. Прижившийся отчим решил, вдруг, поиграть в строгого папу. По выходным дням он доставал меня уборкой. Дело было не в том, что я отказывался её делать – нет! Не скажу, что мне доставлял удовольствие сам процесс. Но надо, значит надо. Дяде Саше, по всей видимости, не нравилось то, что гулять мне хотелось больше. И уборку я делал «неправильно». Он чуть ли не с секундомером засекал время, когда я пылесосил. И когда гул пылесоса затихал слишком рано по его меркам, считалось, что ковёр недостаточно чист, и необходимо начинать всё с начала. Он обожал игру в а-ля армейского сержанта или прапорщика. Условно её можно назвать «выискивание пыли». Дядя Саша залезал в труднодоступные места, проводил пальцем по поверхности, и строго констатировал, что это не уборка, и надо начинать всё с начала. Затем целая процедура с мытьём полов. Ситуация порой приобретала форму идиосинкразии. Уборка одной комнаты могла затянуться на 2 – 3 часа, испортив, разумеется, настроение на весь день. Я полагаю, что цель заключалась как раз в последнем. В одно воскресение, когда после завершения уборки начался очередной «вынос мозга», а я уже нацелился гулять, пришлось втихаря одеться и убежать. Вскоре я был обнаружен и пойман.
Но больше всего он не любил, когда я включал его магнитофон и проигрыватель. Происходило это в его отсутствие. После школы, обычно, я включал музыку. И как-то раз он вернулся чуть раньше, в момент, когда звучала песня группы Modern talking “Brother Louie”. За это я получил «ремня».
Между тем, в стране шла перестройка. Президент страны Михаил Горбачёв вывел войска из Афганистана, хотя мне это ни о чём не говорило тогда. Но изменения в обществе происходили. Отменили школьную форму, отныне можно было приходить в чём угодно. В остальном гайки пока не ослаблялись, напротив – наступал мрачный, тревожный период: и без того голые полки в магазинах опустели окончательно. Государство ввело карточную систему. Большая часть продукции отпускалась только по талонам. Приходилось иногда больше часа стоять в очередь за хлебом и булкой. Стали дефицитом сыр и колбаса. Затем сахар. Из запаса «на чёрный день» родители вытащили сахарную голову, которая стояла в шкафчике много лет. Но и её надолго не хватило. В общем, пили чай без сахара, купленный и полученный по талонам. Мама следила за тем, чтобы я мазал меньше масла на булку. Впрочем, вскоре и оно исчезло с прилавков магазина. Дошло дело и до школьных тетрадей. Их можно было приобрести в ограниченном количестве тоже только по талонам. В тот период внутри возникало какое-то ощущение безнадёги, будто бы жизнь – это тропинка, ведущая вниз. Причём чем дальше по ней бредёшь – тем она становится непролазней.