- Вот ты пойми, академик, - обращался он ко мне, - что армия – это школа жизни. Твои университеты этому не учат. А здесь можно научиться всему!
- Чему? – возражал я, - Как таскать кирпичи, строить дачи чужому дяде, копать ямы под забор, жить в бараке, жрать перловку, подчиняться офицерам и дедам? И всё это принудительно, без согласия целых два года.
- Два года ещё хуйня! Я вот уже 20 лет служу! И сам видишь, живём мы в таких же точно условиях, что и вы. И не возмущаемся. И тоже редко бываем дома, командир нас не отпускает. Только у нас ещё жёны и дети есть. И их кормить надо.
- По-вашему это нормальная жизнь?
- Это служба, академик! Но тебе этого, видимо, не понять.
- Дерьмо это, а не служба!
- Ай, что с тобой толку разговаривать! Ничего, скоро в казарме начнёте жить, дедушки тебе покажут службу. И не таких ломали!
Ежедневно мы въябывали по-чёрному, как проклятые рабы. Но самое худшее было - работа с дедами.
Одну неделю нас возили на уборку картошки в совхоз. Я ненароком вспомнил период во время учёбы после школы… Целый месяц я тогда занимался такой же работой, слушал музыку, но тот период казался теперь просто сказочным и волшебным, по сравнению с нынешним. Дедки и черпаки кричали: «Живее, быстрее!», подгоняли пинками. Они не хотели работать, считая, что им не положено по сроку службы, однако их тоже заставляли убирать картошку и морковку, отчего они злились ещё больше. Они считали, что мы, глядя на то, как они работают, обязаны вкалывать в четыре раза быстрее и больше. Так, когда «череп» стоял в грузовике, принимал вёдра с картошкой, крикнул мне:
- Ты чо? Одембелел? Так невысоко поднимаешь! Я чо, должен ещё нагибаться, чтобы принять у тебя ведро?! Совсем расслабились, душары!
Появлялся регулярно и подполковник в гражданском. Выделив для себя ещё при погрузке кирпичей тех, кто наиболее шустро и старательно грузил, он забирал их с собой. «Шустрые» поначалу радовались этому, потому что работали в отрыве от дедов. Увозил подполковник их к себе спозаранку на дачу, которую, собственно, они и строили ему, а привозил поздно вечером. При этом чем дальше, тем больше он наглел и требовал от них усердия и скорости. Даже не возил их на обед, привозя из столовой оставшуюся кашу и чай. Делал он это из одного соображения – как можно больше выжать из бесплатного, рабского солдатского труда. И не терял драгоценные минуты на перевозку их от дачи до части. Он даже не позволял им перекуривать, всё торопил. Держал их у себя до позднего вечера. Звонил в часть, и просил оставить порции в столовой. Пару раз еда заканчивалась до их приезда, и они, измотанные после работы, ложились спать на пустой желудок.