Когда меня пару раз назначали старшим над молодыми, и отправляли в котельную таскать уголь, я, видя, что там много работы, не считал зазорным для себя помогать им. Я не отмазывался тем что «не положено», хотя многие другие предпочли бы в такой момент роль вертухая и надзирателя, криком гоняя подчинённых. А когда нас отправляли, например, кирпичи укладывать в городке, тут уж я позволял себе ничего не делать, а остальным приходилось немного поработать, для того, чтобы был какой-то видимый результат. А зимой Баков заболел, и более чем на месяц слёг в госпиталь. К моему удивлению, я стал выполнять роль неофициального сержанта. В наряд ходил дежурным по роте, в моменты, когда Сэм был разводящим в карауле. Официально командовал в роте. Комбат и замполит говорили о том, что можно было бы мне и сержанта дать, если и дальше буду так службу нести. Ротный во время политических занятий, промывая молодым бойцам мозги о том, что армия сделает из них людей, приводил в пример меня: «Вот был панком, служить не хотел. А сейчас вот уже замещает сержантов». Впрочем, не было у меня никогда желания становиться сержантом. И отношение к армии у меня не менялось ни в самом начале, ни в конце, ни сейчас. За две недели до увольнения из армии, я даже написал стихотворение, посвящённое сержантам:
Ах, кто бы знал, как надоело
Мне в этой армии служить
Как было нудно и тоскливо
Два этих года пережить.
Вокруг одни и те же лица
И ненавидят службу все.
А офицеры, словно звери
Рычат и достают везде.
И никуда от них не деться,
И никуда не убежать,
Везде тебя найдут, хоть где ты
И принимаются ебать.
Твердить, что ты солдат бесправный
И твоя жизнь – в его руках.
Что приказали тебе делать
Ты тут же должен выполнять.
Они стараются два года
Все соки выжать из тебя,
Словно вампиры выпивают
Всю кровушку твою до дна.
А я их тихо презираю
При этом выполняю долг,
Который почему-то должен
Я исполнять весь этот срок.
Они кричат: «Бегом! Быстрее!»
И ты не вправе им сказать,
Что ты не будешь это делать
«Не надо мню понукать!»
Но, к сожалению, найдётся
Кто будет честно исполнять
И всю свою большую службу
Во всём им будет потакать.
И, вскоре, сделают сержантом
Того, кто предан был во всём.
И наделят их властью той же
Чтоб каждый был ей подчинён.
Они следят и днём и ночью
Чтоб покорялся ты во всём
Любому слову, звуку, жесту
И чувствовал себя рабом.
Но я не буду им покорен!
Я власти их не подчинен.
Плевать хотел я на их лычки!
Таков два года мой резон.
Дотянув до четвёртого периода службы, я с радостью для себя констатировал, что армия меня не сломила и не изменила. Кроме того, я был дружен с солдатами, которые по армейской раскладке приходились мне черепами и слонами. Я, честно говоря, видел в них людей в первую очередь. И в основном со всеми, повторюсь, был дружен, и даже сам уже не помнил кто из них слон, а кто череп. Более того, приучил их смеяться над абсурдом дебильных правил. Никакой иерархии и подчинения!