— Хотим, — одновременно сказали мы с Лизаветой.
Лектор мигом сообразил, что разговор пойдет не о пещерах, вернее, не о подготовке к их штурму, и нагло заявил:
— Это за отдельную плату.
Лизкина улыбка моментально увяла. Я, признаться, тоже малость прибалдела от наглости юнца: во дает, зеленая поросль!
— Чего-чего?! — подружка угрожающе надвинулась на юношу. Она терпеть не могла шантаж в любых его проявлениях, почти ничего не ела с утра, получила в глаз от незнакомого мужика, а потому злить ее сейчас было опасно для жизни. На всякий случай я слегка отодвинулась — запросто можно схлопотать за компанию!
Юноша опять-таки каким-то невероятным образом почувствовал опасность и дал задний ход.
— Я пошутил, — скривил он губы.
— Не шути с нами, мальчик, не надо, — ласково посоветовала Лизавета и приступила к допросу, причем по всем правилам криминалистики.
— Как тебя звать-то? — прозвучал первый протокольный вопрос.
— Клим Борисович Чумаков.
— А по-настоящему?
Парень очумело заморгал, явно придя в замешательство от вопроса.
— Я имею в виду, среди спелеологов, — пояснила Лизавета. — У вас ведь положено кликухи иметь… Как на зоне…
— Андер.
— Угу. Скажи-ка нам, Андер, бывал ли ты в Киселях?
— Доводилось, — настороженно кивнул юноша.
— Хорошо, — в свою очередь качнула головой Лизавета. — А знаешь ли ты Касыча и Бодуна?
Невинный, казалось бы, вопрос произвел странное впечатление на Клима Борисовича: он вдруг сделался белым, как простыня, нижняя губа затряслась, глазки забегали, а потом совершенно неожиданно Клим ринулся к двери. Возможно, ему и удалось бы сбежать, потому как мы с Лизаветой, удивленные подобной реакцией, молча столбенели, но Джон оказался на редкость проворным и уже у самого порога схватил Андера за шиворот и водрузил за кафедру, откуда Клим читал лекцию. Поступок Джона удостоился благосклонной улыбки Лизаветы. Мачо улыбнулся в ответ, после чего, посчитав долг исполненным, благородно удалился на свое место.
Статус-кво был восстановлен, и подруга продолжила беседу. Причем она почему-то перешла с языка официального протокола на скверную манеру дореволюционного присяжного поверенного, который, уцепившись за какое-нибудь словечко, уже не выпускает его из зубов.
— Испугался? — ехидно заметила Лизка. — Витка, видела? Отважный спелеолог, профи, можно сказать, а испугался, как младенец. И чего же ты, Клим Борисович так испугался?
— Вы из милиции? — обреченно молвил Андер. Мне почему-то стало его жалко, но подруге чувство жалости не знакомо, оттого она насмешливо осведомилась:
— Мы и милиции боимся? Ах, как интересно! И что тому причиной, что виной? Уж не мучает ли нас беспощадная совесть?