-
После этого случая течь в моей крыше стала расширяться. Я всё вокруг примерял к «подпространству Сополза». Доставал Бородатого и Длинного вопросами, на которые они потом уже просто не реагировали. Короче, вёл себя крайне неприлично и возбуждённо. И, действительно, бухло уже не приносило того психологического удовлетворения как раньше. Но опять же появилась возможность ещё более мрачно и эффективно загружать мимолётных весёлых подруг по постели, которые всегда тянулись к трансцендентальному. Конечно, про пятновыводитель — ни слова! За это из универа бы попёрли на раз-два-три. Но про иные миры и измерения тёр я неслабо. Потому что почти не врал. Именно в тот период я заметил, что не могу врать на ровном месте. Даже ставил опыты. Я могу лишь приукрашать виденное и слышанное. Но ума не приложу, как люди заливают на все сто.
Итак, мир мой изменился. Всё стало зыбким и подвижным. А тут ещё и Шура Длинный залёг в дурдом.
Саше как правильному ялтинцу было западло идти в армию. Дело в том, что в Ялте среди реальных пацанов считалось дурным тоном служить: «занятие мужчин — это рок-н-ролл…». Собственно, всякая социальная активность среди определенного круга ялтинцев была подозрительна — и даже поступление Длинного в университет, многими его приятелями воспринималось с недоумением.
Обычно правильные ялтинцы выбирали карьеры «дворников и сторожей», а вовсе не капитанов дальнего плавания. Ялта, в определенном смысле, была крымским Питером — со всеми вытекающими из этого последствиями.
Саша не был настроен нарушать неписанные правила хорошего тона, тем более, что с поступлением в университет можно было рассчитывать на отсрочку. Каково же было его удивление, когда ему, свежеиспеченному студенту, пришедшему сняться с учета в ялтинском военкомате сообщили, что с учебой придется подождать, а пока — послужить, и вручили повестку.
Первым делом было отмечено такое событие в общаге — проводы удались на славу. Однако вместе с проводами закончились и положительные моменты в таком повороте судьбы. И Саша, запасшись больничным листом, явился на призывной пункт только через месяц после окончания призыва.
Серьезные мужчины в форме объяснили, что статья за уклонение у Саши уже практически в кармане, и посоветовали не играть с огнем. Отсрочку до весны все же дали. Нужно было срочно что-то предпринимать… И он залёг в дурку.
Остались мы с Бородатым одни с неунывающим комсомольцем Витей Молибогом.
Правда, Саша навещал нас раз в две недели — но ему пить было нельзя, поэтому он одаривал нас различными похищенными в психушке таблетками.