— Далеко ли собрались, Юджин? — по-русски спросил Эванс главаря.
— Да вот, господин капитан, собрались наверх выбраться, в укромном месте подождать, чем это дело кончится, сообразить, как выкрутиться сподручнее будет… — Шурлапов смотрел на кэптэна спокойно, с нагловатой усмешкой. Говорил правду, поскольку в подобных обстоятельствах ни бояться, ни «усложнять партию» ему оснований не было. О грядущей судьбе всех двухсот русских Шурлапов не знал, просто догадывался, что не охранниками на плантации их везут, задумана явно какая-то пакость, но таких, как он, это не касалось. У них совсем другие контракты. В то же время и ни на что другое, кроме как поддержание порядка среди завербованных он и его компания не подписывались. Сейчас, очевидно, срок договора истёк по причине непредвиденных обстоятельств.
Но с точки зрения Эванса — пока ещё нет. Русские сами подсказали кэптэну, что делать дальше. На пояс он успел прицепить тяжёлый штатный «Веблей», в подмышечной кобуре — очень компактный, но с магазином на целых 16 патронов австрийский «Фроммер», так что разговаривать он с ними мог с позиции силы. Плюс бесспорное превосходство «неукротимого и неотвратимого белого человека»[56]. Эванс на самом деле считал себя воплощением того самого «белого», о котором писал Джек Лондон, а русских, естественно, неграми, по недоразумению окрашенными не в тот цвет. И всегда держался соответственно. В обычной жизни, конечно, старался сдерживаться, поскольку считал нужным поддерживать образ современно мыслящего джентльмена и офицера, но сейчас играть было не перед кем.
— Успеете. И посмотреть, и всё остальное… Я с вами. За русского как-нибудь сойду, одним из двух сотен, если никто не выдаст, — сказал он со значением, глядя русскому прямо в глаза.
— А смысл? Мы вас даже изо всех сил прикроем, поддержим. Нам в Англию так и так возвращаться, домой дороги нет, а такого приятеля, как вы, всегда в высоких инстанциях иметь полезно. Так что договоримся. Лишь бы вы нас не кинули…
— Правильно решили, Юджин. И мне такие всегда нужны будут. Только для этого сейчас немного поработать придётся. На моё и ваше будущее. Вы как к тому, чтобы в людей стрелять, относитесь?
— Вообще-то легко. Конечно, имеет значение в кого. В своих моряков, когда они крейсер брать будут, точно не станем. А в ваших — для большей достоверности «легенды» — свободно.
Для себя такие взгляды и такой стиль поведения Эванс вполне допускал, но в устах русского это звучало вызывающе и даже с издёвкой.
«Ничего, будет время — ты за свои слова ответишь», — подумал разведчик, но виду не подал, даже кивнул одобрительно.