А волосы растрепались.
И ленточка потерялась.
Из-за ленточки сейчас расстраиваться глупо — наименьшая из ее проблем, — но Тисса все равно расстроилась и до крови почти губу прикусила. Вот почему с ней всегда происходят какие-то несуразицы?
Ленточка отыскалась на кровати.
Если велено спать, то следует спать. Вот только волосы заплести, а то утром не расчешешь… про утро вообще лучше не думать. Будет стыдно.
Уже стыдно.
А к завтрашнему вечеру… об этом лучше не думать. Все равно ничего уже не изменить.
Забравшись под одеяло, Тисса свернулась калачиком и закрыла глаза. Если заснуть не выйдет, то она хотя бы притворится. Она лежала, лежала и действительно почти уже задремывать начала, когда вернулся тан. Он лег рядом и, обняв, тихо спросил:
— Спишь?
— Нет, — честно ответила Тисса.
— Зря.
Она не нарочно. И постарается исправить, но сон опять ушел, а молчать было невыносимо.
— А тот корабль… вы успели?
— Успел. Я боялся, что они снимутся с якоря раньше, чем мы известим прибрежную стражу. Но выяснилось, что барк простоял бы еще несколько дней. И в принципе, можно было бы не спешить. Зачем ты опять косу заплела?
— Так спать удобней, — Тисса хотела перевернуться: разговаривать спиной к собеседнику невежливо, но ей не позволили.
— Пожалуйста, не ерзай, — попросил тан. — Я избытком нравственности не страдаю.
В этом Тисса убеждалась неоднократно. Благородный человек уступил бы кровать Тиссе, но… тан ведь тоже устал. Он уже немолод. Хотя и не сказать, чтобы стар.
Но Тисса спиной слышит, как быстро и часто бьется его сердце. И это нехороший признак: тану следует принимать настойку боярышника, но он же обидится, если предложить.
Ему не нравится быть больным.
— Что они везли?
— Рабов. Незаконных. Поэтому пришлось ждать темноты. Если бы они заметили нас, то предпочли бы избавиться от груза.
Как? И Тисса поняла.
— Я уже видел такое. Людей выбрасывают за борт в цепях. Цепи тяжелые и выплыть не получится. А нет тел, нет и улик. Но сейчас нам повезло. Никто не пострадал.
А Тисса на него еще и злилась. Сидела. Думала всякие гадости. И дважды мысленно поругалась.
— И что с ними будет?
— С работорговцами? Их казнят. А рабов отпустят, только… — он вздохнул как-то совсем уж печально. — Найдется кто-нибудь другой… или третий… я столько этих кораблей видел. Иногда кажется, что все, что я делаю — лишено смысла. И в этом мире ничего уже не исправить.
Не удивительно, что у него сердце беспокойное, за такими заботами… еще и Тисса ведет себя неправильно. Она бы и рада иначе, но не знает, как.
— Ничего не исправить, если не пытаться исправлять. Так дедушка говорил.