А окна здесь и вправду далеки от совершенства. И тянет от них зимним холодом.
— Как твой сын? — мы садимся вдвоем, рука к руке. Ей идет платье из темно-зеленой плотной шерсти. В чем-то строгое, но подчеркивающее изящество фигуры.
— Спасибо. Хорошо. Он начал называть меня мамой.
Ингрид протягивает шаль, и забота ее приятна.
— Тебе следует быть рядом с ним.
— Возможно, — легко соглашается она. — Я буду. Позже. Я… хотела тебя спросить. Ты не будешь против, если я уеду?
— Совсем?
Не знаю, как справлюсь без нее, но, наверное, справлюсь. Задерживать точно не стану.
— Нет. Я все еще жду ответа. И Деграс согласится. Он — хороший человек, надежный. Но до Севера далеко и я… я хочу поехать с сыном.
Простое желание, исполнить которое я буду рада.
— Если тебе нужна еще какая-то помощь, то я с радостью.
Ингрид явно колебалась, гордость боролась с необходимостью, и проиграла.
— Тамга. Я не уверена, что она мне пригодится, но с нею как-то спокойней.
— Ты имеешь в виду… — я продемонстрировала серый браслет. Как обычно, прикосновение к его поверхности — я так и не поняла, из какого металла он сделан — успокоило.
— Нет, Иза, что ты. Обычную. Это… пластинка из металла с гербом дома. Вроде пропуска. И какая-никакая, но гарантия защиты. Если твой муж сочтет нужным, то…
Наша Светлость постарается, чтобы счел. Ингрид многое для меня сделала, и будет неправильно отказать ей в подобной мелочи.
— Охрана мне не нужна, — поспешила добавить она. — У меня свои люди.
Майло уронил клубок и нырнул за ним под юбки Тиссы, та взвизгнула и расхохоталась. А фрейлины тотчас умолкли. Потом повернулись друг к другу и зашептались с новой энергией.
Вот что-то не нравилось мне в этой картине. Этакая пастораль с гнильцой. Не вижу, но чувствую неладное.
— Ингрид, объясни, что происходит?
Она долго обдумывает ответ, в какой-то момент мне начинает казаться, что Ингрид промолчит или же спрячется за вежливой, лишенной смысла формулировкой. Но она все же отвечает:
— Зависть. И раздражение. Общество не любит, когда кто-то не прислушивается к мнению общества. Когда я решилась сюда вернуться и жить так, как хочу я, многие возмутились. Женщины вроде меня должны знать свое место.
Полагаю, меня это тоже касается, и разговор становится более чем интересен.
— В какой-то момент я перестала существовать для общества. Поначалу это довольно тяжело… многие не выдерживают.
— То есть…
— Ее объявили… скажем так, особой, не достойной внимания, — Ингрид умеет улыбаться так, что улыбка эта выглядит мертвой. — С ней не следует разговаривать, и вообще замечать. Она словно умерла.