Мы вышли из машины. У нашего «рафика» было смято крыло и пробита правая часть кузова. Газик пострадал больше, радиатор запал внутрь, сдвинув мотор. Машина истекала водой и маслом.
Наш шофер, размахивая кулаками, набросился на хозяина газика с самыми страшными ругательствами. Но когда мы спустились к ним с откоса, он говорил уже спокойнее, а затем и совсем замолчал, словно поняв вдруг, что перед ним стоит глухонемой. Мы все вначале подумали: водитель газика молчит потому, что оправдываться ему нечем, он и действительно виноват на все сто процентов, его машина на всем ходу вылетела на трассу с проселочной дороги, а какие бы то ни было оправдания лишь еще больше настроили бы нас, пятерых, против него. Но уже несколько успокоившись и присмотревшись к нему, поняли: парня совершенно не волновало случившееся, он был абсолютно равнодушен ко всему и напоминал человека, который уже давно примирился с мыслью о своей самой что ни на есть печальной участи. Он был высок, красив, такие типы часто встречаются у нас на юге, где круто смешана кровь южных и северных национальностей. У него были черные гладкие волосы и синие — не голубые, а именно синие, как это часто бывает у брюнетов, — глаза. Тонкое, слегка продолговатое лицо в те минуты очень побледнело и поэтому казалось светлым, как у ребенка. Внешне это был чуть ли не идеальный парень, хоть сегодня снимай его в кино в роли эдакого героя-красавца. Даже кисти рук его, словно напоказ высунувшиеся из коротких рукавов замасленной нейлоновой куртки, как бы убеждали неверящих в силу этого парня: вот сожмемся в кулачищи, и тогда… Но, как ни странно, сейчас они были вялы, как гроздья тронутого морозцем винограда.
— Моя вина, ребята, — наконец безучастно произнес парень.
Рядом уже остановилось несколько машин, вышли любопытные. И тут же, как бывает в подобных случаях, подкатил мотоцикл с двумя работниками ГАИ. Быстро, молча осмотрев помятые машины, дорогу, милиционеры, по всей видимости, сразу же все поняли, и коренастый лейтенант, подойдя к парню, произнес спокойно, с легким вздохом:
— Снова ты, Борута…
— Я, — вяло ответил парень.
— И вином разит. Пьян?
— Есть малость.
— Ну, теперь не открутишься!
— А я теперь и не собираюсь…
Пока проводились разные замеры, опрашивали очевидцев, составляли протокол, Вадим Борута (мы теперь уже знали его имя) оставался стоять на одном месте, все с тем же безучастием глядя перед собой, коротко и односложно отвечая на вопросы, которые ему задавали, ни в чем не оправдываясь, а даже наоборот — полностью взяв на себя вину, и этим невольно вызвал наше сочувствие. Когда все было закончено и лейтенант, глядя на наш искореженный «рафик», спросил, куда мы следуем, парень слегка повернул голову в нашу сторону. А услышав, что мы едем в Вилково и будем там до тех пор, пока не починим машину, Борута заметно заволновался и, довольно решительно взяв меня за руку, сказал просяще: