Организаторы карнавала по случаю 85-летия парка Горького попытались повторить успех Бетти Глан, которая руководила парком с 1929-го по 1937 год. Бетти первой решила освоить Голицынский пруд как площадку для театральных представлений. На ее счету и первый советский карнавал 1935 года. Сигналом к его открытию стали звуки фанфар, раздавшиеся с двадцатиметровой высоты. Надев карнавальные костюмы, рабочие московских заводов и фабрик в сопровождении десятка оркестров прошлись по центральной аллее парка и по Голицынскому саду в направлении Зеленого театра. Тогда Бетти смутило, что наряды участников праздника по большей части взяты напрокат из театральных и киностудий. Еще больше ее расстроили «бездействующие наблюдатели». В следующем году она придумала снаряжать всех без исключения специальным пакетом, в который входили: «маска, головной убор, аппликации, манжеты, нарукавники, бумажный кошелек на веревочке, а в нем конфетти, серпантин, программа карнавала, листовка “пойте с нами” с текстами песен и веселыми пословицами». Таких пакетов за две недели, предшествующие карнавалу 1936 года, было продано сто тысяч штук. В 1937-м история советских карнавалов прервалась. Бетти оказалась в лагерях ГУЛАГа и вернулась оттуда только семнадцать лет спустя. Свой следующий карнавал она устроила в 1957 году. Он проходил в дни Всемирного фестиваля молодежи и студентов на Москве-реке между Крымским и Окружным мостами. Спрос на билеты был ажиотажным: все 130 тысяч были раскуплены за два дня. И в этот раз не обошлось без «карнавального пакета» с матросскими воротниками и бескозырками. Игра, которую задумала Бетти, называлась «Большой корабль». В семь часов вечера раздался все тот же звук фанфар, и по воде промчался катер на подводных крыльях, тогда еще невиданное техническое чудо. Вслед за ним на белых и серебристых моторных судах проплыли фанфаристы, юноши и девушки в белых одеждах с флагами фестиваля. В воздух взлетели разноцветные шары. Вспыхнули прожекторы, установленные по обе стороны реки, и на громадном дельфине, в короне из рыб, с бородой из водорослей, с трезубцем в руке зрителям явился древнегреческий бог морей Нептун. Его сопровождали морские чудовища со светящимися зелеными глазами, гигантские акулы, семь русалок с длинными распущенными волосами и стая из сорока резиновых надувных белых лебедей. Зрителям, сидевшим в кузовах грузовых автомобилей, сплошной стеной расставленных на расстоянии двух километров вдоль набережной, было на что посмотреть.
Как раз в то время когда Бетти Глан реализовывала идею карнавала на практике, Михаил Бахтин продумывал и писал свой филологический шедевр, посвященный смеховой культуре и карнавалу как неотъемлемой его части. Обращаясь к Средневековью и к творчеству Франсуа Рабле, он заявил о карнавале как о народно-праздничной форме свободы, где нет разделения на исполнителей и зрителей, о карнавале, который не созерцают, в нем живут, карнавале как особом состоянии всего мира, когда происходит выход самой жизни за общепринятый официальный строй. Это не просто отдых, в нем нет исключительно практической цели. В этот момент на землю, в пространство, которое находится на грани искусства и самой жизни, возвращается ни больше ни меньше Золотой век. Участники карнавала оказываются в «утопическом царстве всеобщности, свободы, равенства и изобилия». В отличие от официальных праздников, где иерархические отношения лишний раз подчеркиваются, все становятся равными. Люди, разделенные в повседневной жизни непреодолимыми социальными барьерами, легко могут позволить себе фамильярность по отношению друг к другу. В этот момент между ними формируются новые отношения. Если они смеются, то не над кем-то, а над самими собой. Отчуждение исчезает, дистанция разрушается. Сам человек, попадая в утопию не в своем воображении, а получая ее в реальное переживание, побеждает свой страх перед будущим.