Военных оказалось почти четыреста человек, из них три четверти артиллеристы. Чистых политиков было всего два десятка. Половину из них мы оставили в цитадели, включив в состав хозяйственного отделения. Поставили им задачу — брошенную казарму в порядок привести. И склады отремонтировать.
Разбили народ на роты, взвода и отделения, выбили себе на станции вагоны, и прицепившись к коротенькому составу из трех вагонов с боеприпасами поехали на юго-запад, к Лужскому рубежу. С суетой намаялись так, что сразу, как в вагоны забрались, так все и уснули…
Мы стояли на глухом полустанке, в полном одиночестве. Кто распорядился нас здесь отцепить и зачем — осталось загадкой. Снегирев выставил посты, охранение, разведка нашла автомобильную дорогу. На ней мы наши пулеметы и поставили, все четыре. Людей в отряде было значительно больше, чем оружия, и у каждого пулемета было около десятка бойцов. Сменный расчет и носильщики.
Бывшие заключенные, а ныне солдаты во всех укромных местах разводили костры. Старые лагерные привычки брали свое. Где-то звякнули гитарные струны. Ноги сами понесли меня туда.
— Откуда дровишки? — кивнул я на инструмент.
— День в дороге, да ничего не подрезать? — весело оскалился типичный вор.
Руки, синие от наколок, зубы черные от чифира, и пластичные движения мастера владения телом. Борца высокого класса или карманника.
— Воровать нехорошо, — убираю с лица улыбку.
— Да знаем, только подарить он нам ее не захотел, — отговорился блатной. — А спойте нам что-нибудь военное, гражданин начальник, звания не знаю…
Вопрос я мимо пропустил, сам на него ответа не знаю, а спеть можно. Ритмы у человека всегда в крови стучат.
— Там вдали за рекой загорались огни, — начинаю, — в небе ясном заря догорала, — гляжу, наш комсорг рот открывает, сейчас начнет про сотню юных бойцов из буденовских войск петь, а моя версия другая, настоящая.
Пришлось ускориться.
— Сотня дерзких орлов из казачьих полков на Суньчжоу в набег поскакала.
Застыл народ у костра…
— Двое суток в пути провели казаки, одолели и горы, и степи, вдруг вдали у реки засверкали штыки, это были японские цепи. И отважно отряд поскакал на врага, завязалась кровавая битва, и казак удалой вдруг поник головой, молодецкое сердце пробито.… Там, вдали, за рекой, полыхали огни, там Суньчжоу в дыму догорало. Из набега отряд возвращался назад, только в нем казаков было мало…
— Спите, завтра день будет тяжелым. Больше нам паровоза никто не даст, будем ножками ходить, — изрекаю пророчество, и изымаю гитару.
У меня целее будет.
Разведчики нашли картофельное поле, и Снегирев отправил туда две роты, с едой дело обстояло вообще плохо. Как и со всем остальным. На завтрак доели хлеб. В лечебном пункте была только зеленка и касторка. Патронов к пулеметам на полчаса хорошего боя. Настроение, несмотря на веселое августовское солнце и голубое небо, было отвратительным. И тут дозор прибежал вприпрыжку: