«Интересно, если бы я знал, что моя дальнейшая жизнь превратится в сплошной церемониал, захотел бы я тогда стать императором?» – подумал с легкой усмешкой Император и перестал хмуриться. Впрочем, его уже не смущало, что утренний туалет сопровождает столько глаз. Что приходится ждать, пока его оденут, хотя он и сам прекрасно мог это сделать. Но, согласно дворцовому этикету, владыке Поднебесной не пристало одеваться самому. Даже обуться. Для этого к нему был приставлен специальный человек – хранитель обуви. И целая куча других хранителей – его драгоценных одежд, мягчайших полотенец, изумительных трубок, восхитительного веера и несравненного ночного горшка. Оставалось только удивляться, как во дворце до сих пор не завели «хранителя» его непревзойденных супружеских обязанностей. Смешливо фыркнув, он направился к распахнувшимся перед ним дверям. Император забыл про свой сон и на время позабыл о брате.
В просторной приемной, склонившись в глубоком поклоне, выхода повелителя дожидалась еще более многочисленная свита сановников. Министры, помощники министров и помощники их помощников. Сразу почувствовав витавшую в воздухе легкую обеспокоенность его поздним пробуждением, он подождал, пока закончится выражение почтения к его священной особе и поискал глазами генерала. Их взгляды встретились. Лицо императора вспыхнуло мальчишеской радостью.
Генерал Лун Чжуа был не только главнокомандующим императорской армии, советником и первым министром его двора, – он был его лучшим другом, единственным, кому Император прислал пурпурный ирис в знак своего высочайшего доверия.
Нарушая дворцовый этикет, он поманил генерала к себе. Не заметив, как что-то дрогнуло в этом грубовато-красивом лице, взял советника под руку и они медленно направились по коридору.
Сопровождавшая их свита торжественно притихла. Только слепой да глухонемой (окажись они случайно во дворце) могли бы еще не знать, насколько сильна любовь к молодому повелителю в сердце генерала. Но ему не поклонялись, его боялись, замирая от страха в его присутствии. Пожалуй, один лишь император, оживленно беседующий с ним по дороге к храму, не замечал холодной жестокости, затаившейся в золотисто-карих глазах генерала.
Вслушиваясь скорее в интонацию, чем в слова, генерал Лун Чжуа внимательно изучал гордый профиль своего повелителя. Истинный царедворец, привыкший к тайным интригам и подводным течениям дворцовой жизни, он пытался понять, что стоит за внезапным желанием императора самому выбрать себе новую жену.
Юнец стал мужчиной? Или это тонкий намек на скорую опалу? Знак, что генералу больше не доверяют? Раньше в выборе жены повелитель всегда полагался на его решение. И разве четыре законных супруги и пятеро прижитых с ними сыновей не доказательство тому, что он угодил своему господину? Прямые, в разлет, брови генерала сошлись в одну линию. Черты лица стали жестче.