Его голос был полон ядовитого сарказма. И вдруг, резко подавшись вперед, грубо ухватился за муфту, куда она прятала руки.
– Или это семейный надзор? – спросил он, зло сузив глаза, и посмотрел так, что впору было отодвинуться от него подальше. – Только посмейте! И я устрою вам в этом милом городе… библейскую чуму!
– Да, и ты уже начал… – рассмеялась она глубоким, волнующим смехом. – Слышала, в семействе Колдуэллов прошел мор. И ты теперь единственный наследник! Октавиан, герцог Графтон, лорд Клеманс Колдуэлл! Пэр Англии!
Он ничего не ответил, но муфту отпустил и откинулся на спинку сиденья. Лениво покачивая ногой, наблюдал за тем, как она снимает накидку. Женщина была чудо как хороша, но сквозь фарфоровую, изысканно-утонченную красоту проглядывала необузданная чувственность, совершенно не свойственная английским леди.
Затянутые в черные перчатки изящные кисти рук кокетливо поправили тугой серебристый локон парика. По тонким запястьям скользнули браслеты, сверкнув холодным блеском алмазов. Продолжая прихорашиваться, его спутница поинтересовалась, собирается ли он посетить пышную церемонию празднования годовщины Реставрации. Он презрительно скривил губы, но, поддерживая светскую беседу, заметил с ледяным высокомерием:
– Я непременно почту сие торжество своим присутствием. И этого достаточно! Этот карнавал шутов, сатиров и потасканных ловеласов недостоин моего внимания, а тем более участия…
– Вижу, вы не в духе, милорд? Отчего же? От вашей светлости пахнет кровью, разве вы не насытились? – спросила она с лукавым блеском в темных глазах и облизала губы с таким видом, словно испытала внезапную жажду. – А он? Ты не убил его? Кровь на твоем платье – надеюсь, это не его кровь?
Он понимающе усмехнулся тревоге в ее голосе.
– Нет, не убил! Но, может быть, я сделаю это завтра… и заберу себе маленького пажа. Его вертлявая задница в пушистых штанишках прямо напрашивается, чтобы ей преподали несколько уроков жизни…
– Отчего это, милорд, вас так бесит маленький паж?! – полюбопытствовала она с тонким ехидством.
– Кто сказал, что он меня бесит? – глянул он холодно. – Совсем наоборот, меня бесит только этот тупица! Его дурные манеры! Разговаривает, будто какая-нибудь деревенщина! Можно подумать, его растили на конюшне. А великолепный клинок испанской работы! Что только за болван одолжил ему шпагу? Он же машет ею, словно палкой! – и брезгливо поморщился: – Его платье… фи, просто предел скромности! Наш простофиля случайно не сбежал из какой-нибудь семинарии? Такой постный у него вид!
Женщина рассмеялась с откровенной насмешкой.