Радзинский:
«В их нищем жилище все сверкало чистотой, все было покрыто ее белыми вышивками и кружевами.
Его дом, его очаг — традиционная семья… Но при этом он оставался яростным фанатиком-революционером.
Все это время она пытается создать дом, в который он, избегая ареста, так редко приходит. А если и приходит, то только глубокой ночью, чтобы исчезнуть на рассвете.
Она рожает ему сына Якова. С грудным младенцем на руках она с трудом сводит концы с концами. Денег по-прежнему нет. Огромные средства, добытые мужем, немедленно уходят к Ленину. При этом полунищий Коба презирает деньги. Для него они — часть мира, который он взялся разрушить. И когда они у него появляются, он с легкостью раздает их друзьям.
Сергей Аллилуев: „В конце июля 1907 года я должен был уехать в Питер, денег не было, и по совету товарищей я отправился к Кобе“. И Коба тотчас дает нужную сумму. Однако Аллилуев видит его нищету и, конечно, отказывается. Но Коба непреклонен, буквально всучивает деньги: „Бери, бери — пригодятся“. И тот берет.
…И опять Като сидит без денег с кричащим младенцем. И опять Коба исчезает в ночи.
А потом она заболела… На лечение у Кобы не было денег.
Она умирала… Осенью он вынужден перевезти ее в Тифлис, где жила ее семья. Сванидзе смогут за ней ухаживать… Но было поздно. „Като скончалась на его руках“, — писал Иремашвили. Есть фотография, хранившаяся в семье Сванидзе: Коба стоит над гробом — несчастный, потерянный, с всклокоченными волосами… Так он убил свою первую жену».
Да простят меня читатели за длинную цитату. Хотелось, чтобы вы самостоятельно определили обоснованность обвинения Радзинского: «Так он убил свою первую жену». Добавлю лишь, что многочисленные историки очень мало рассказывают о первой жене Сталина — Екатерине Сванидзе. Известно, что она и ее сестра Сашико прекрасно шили и на жизнь денег хватало. Умерла Като от брюшного тифа, по одним сведениям, или от туберкулеза — по другим.
Ладно, оставим «приговор» архивника на его совести.
Радзинский:
«Появляются слухи — странные, точнее, страшные для революционера: бесстрашный Коба, удачливый Коба, уходящий от всех преследований, на самом деле провокатор, засланный полицией в революционное движение».
Да, революционная деятельность в условиях слежки, провокаторской работы агентов «охранки» вырабатывала у подпольщиков обостренное чувство осторожности и подозрительности. Время от времени агенты разоблачались, но на их место внедрялись другие. Серьезным «специалистом» по выявлению предателей в РСДРП считался В. Бурцев. Были и оклеветанные, и обвиненные по ложным, надуманным основаниям. Некоторые из этих революционеров были казнены, другие кончили жизнь самоубийством. Мало кто из революционных деятелей избежал подозрений в двойной игре. Обвинения в предательстве были выдвинуты, например, против Троцкого и Луначарского, но Радзинский, по понятным причинам, о них не упоминает. Делая назойливые, грязные намеки на «сотрудничество» Сталина с царской охранкой, архивник не затрудняет себя размышлениями о мотивах согласия работать осведомителем. А ведь их всего два: желание улучшить свое материальное положение, получая «вознаграждение» за доносы, и компрометирующие факты из собственной жизни, позволявшие жандармам заставить потенциальных агентов под угрозой разоблачения и наказания работать на охранку. Генерал от жандармерии А. Спиридович вспоминал: