Жозеф Февре, владелец ресторана, приветливо улыбнулся Кену, когда он входил в маленький бар. Они пожали друг другу руки, потом Февре, коренастый тип, уже начавший лысеть, с тщательно ухоженными усами и бородой, провел Кена к узкой лестнице, ведущей в отдельный кабинет. Столик у окна был накрыт на двоих. Кружевные занавески защищали клиентов от любопытства прохожих.
— Надеюсь, вы хорошо долетели, месье Кен, — сказал Февре. — Что хотите заказать на завтрак?
— Я полностью вам доверяю, Жозеф. Одно из ваших фирменных блюд.
— Я предлагаю вам мидии и полбутылки моего персонального шабли, потом филе «Мазепа» из говядины с бутылкой «Авон» 1945 года, — сказал Февре, зная, что Кен любит получать самое лучшее и всегда за это хорошо платит.
— Отлично, — сказал Кен, нетерпеливо посмотрев на часы. Было сорок минут первого. — Когда придет мой друг, сразу же проводите его сюда.
— Обязательно, месье Кен.
Февре поклонился и вышел.
Кен закурил. Вскоре официант принес двойной мартини.
Кен съел оливку, бросил косточку в камин и сделал глоток. Он снова нетерпеливо посмотрел на часы. Наконец дверь отворилась и вошел Джон Дори.
Дори тридцать девять лет служил в американском посольстве в Париже и занимал важный пост директора местного отделения ЦРУ. Это был маленький шестидесятилетний человек с птичьим лицом и в очках без оправы. Он больше походил на преуспевающего банкира, чем на безжалостного и хитрого шефа секретной организации.
— Салют, Кен! — сказал Дори, закрывая дверь. — Вы хорошо выглядите.
— Вы находите? — ответил Кен, пожимая ему руку. — Я бы хотел, чтобы это было так.
Постучав, вошел официант и принес «Чинтано Виттер», сельтерскую воду и лед. Кен знал, что это любимый напиток Дори.
Когда официант вышел, Дори сел за стол.
— Что-нибудь произошло? — спросил он.
— Это самое малое, что можно сказать, — ответил Кен. — Бордингтон погорел.
Дори потер горбатый нос, неторопливо глотнул из стакана и осторожно поставил его на стол.
— Это ваш человек в Праге?
Кен достал из кармана пакет. Он уже достаточно привык к Дори и знал, что тот любит, когда ему все излагают от «А» до «Я», будто он сам ничего не знает.
— Алек Бордингтон, — начал Кен, — англичанин, женат на чешке. Живет в Праге в течение десяти лет. Преподает английский. Мы купили его три года назад. Думает лишь о том, чтобы скопить капитал… Но ведь он не один такой, правда? Средства, которые мы ему перечисляем, кладутся в швейцарский банк в Берне. Он отложил уже около шестидесяти тысяч долларов. До настоящего времени сведения, которыми он нас снабжал, были полезными для нас, и деньги эти не брошены на ветер. Вероятно, в какой-то момент он выдал себя. Слишком уж он самоуверен. Теперь его подозревают. Думаю, что против него нет достаточных улик. Но он одержим страстью к деньгам, и теперь хочет выйти из игры и уехать. Не могу сказать, чтобы я осуждал его, но нам он не принесет больше пользы. Нужно заменить его.