— Зачем? — спросил он, держа руки в карманах.
— Вынь руки из карманов! — потребовал коп.
— Зачем? — спросил Хейдьюк. Рука Холла задрожала на спусковом крючке пистолета — это был молодой, невротичный, неуверенный в себе полицейский. Второй мужчина ждал в патрульной машине, наблюдая, зажав ружье дулом вверх между коленями. Хейдьюк неохотно вытащил руки из карманов. Холл схватил его за горло, протащил через улицу, прижал к патрульной машине, обыскал, учуял запах пива. Следующие двенадцать часов Хейдьюк провел на деревянной скамье в городском вытрезвителе, единственный белый среди хора стонущих пьяных индейцев. Их тошнило. Все это как-то раздражало.
Конечно, я не могу его убить, думал Хейдьюк. Все, что мне надо — поколотить его слегка, дать немного работы его дантисту. Ну, может, вывихнуть ребро. Испортить ему вечер — ничего опасного или непоправимого. Но вот вопрос — узнает ли он меня? Сможет ли он вспомнить наше предыдущее, в общем-то краткое, знакомство? Или останется лежать на тротуаре, размышляя, какого черта все это значит.
Он был уверен, что Холл не сумеет вспомнить и опознать его. Как сможет коп, подбиравший каждую ночь дюжины пьяниц, бродяг и праздношатающихся, вспомнить приземистого, крепкого, неприметного и невыразительного Джорджа Хейдьюка, который, к тому же, сильно изменился с тех пор — возмужал, потяжелел и зарос?
Патрульная машина городской полиции Флегстафа с притушенными фарами медленно подъехала к дому Холла и остановилась у подъезда. Хорошо. В ней только один человек. Очень хорошо. Мужчина вышел из машины. Он был в штатском. Хейдьюк следил за ним сквозь сумрак, сидя в машине за полквартала от него, сомневаясь. Мужчина подошел к двери дома и вошел в него, не задерживаясь, чтобы постучать. Должно быть, Холл. Или, возможно, один дежурный полицейский. Еще несколько окон осветилось в доме.
Хейдьюк сунул револьвер за пояс, вылез из джипа, надел плащ, чтобы скрыть оружие, и пошел мимо дома Холла. Шторы задернуты, ставни опущены; ему ничего не удалось увидеть внутри. Двигатель патрульной машины бал включен. Хейдьюк дернул дверцу машины — она была не заперта. Он повернул за угол дома, пройдя под деревьями и фонарями, и направился по гравию дорожки, что шла позади домов. Среди мусорных куч, столбов для бельевых веревок, детских качелей лаяли собаки. Сосчитав двери, он увидел через кухонное окно человека, которого искал. Все еще молодой, видный мужчина, совершенный ирландец. В одной руке он держал чашечку кофе, другой похлопывал по заду свою жену. Она выглядела довольной; она выглядела сбитой с толку. Типичная семейная сцена. Железное сердце Хейдьюка слегка оттаяло по краям.