Летучие мыши — мексиканские длинноносы — мелькали в вечернем воздухе, издавая странные звуки своими радарами, глотая на лету насекомых. Ниже по течению их ждали пороги, скрежеща зубами в постоянном мрачном волнении. Высоко на гребне каньона соскользнул камень — или что-то сдвинуло его с места; как бы то ни было, он потерял свою точку опоры и покатился, кувыркаясь, вниз, с уступа на уступ, растерявшись в объятиях гравитации, в алхимии перемен, — одинокий обломок вселенского вечного движения, — и бомбой обрушился в реку. Доктор замер на полуслове в середине своего монолога; все прислушались к замирающему эхо.
— Берите тарелки, — сказал Смит своим клиентам, — и нагружайтесь.
Никто не медлил; он подал стейки. Последним в очереди был Хейдьюк. Пренебрегая тарелкой, он протянул свою казенного образца солдатскую кружку. Смит шлепнул на нее гигантский стейк, прикрывший не только чашку, но и всю ладонь, запястье и часть предплечья.
— Ешь, — сказал Смит.
— Боже праведный, мать твою, — сказал его помощник благоговейно.
Теперь, когда его пассажиры и помощник были накормлены, Смит разжег костер из плавника, валявшегося на берегу. Потом наполнил и себе тарелку.
Темень в каньоне сгущалась, обволакивая их, и все повернулись к огню. Голубые и зеленые язычки пламени лизали и обволакивали речной плавник — рельефные коряги желтой сосны из горной страны в сотне миль отсюда, можжевельник, пиния, тополь, отполированные до блеска щепки багряника, ясеня, каркаса. Глядя вверх за улетающими искрами, они увидели звезды, зажигающиеся с поразительной последовательностью — изумруды, сапфиры, рубины, бриллианты были рассыпаны по небу загадочными, беспорядочными скоплениями. А там, вдали, за пределами всех этих несущихся вскачь галактик, или быть может, слишком вездесущий, чтобы быть видимым, таился Бог. Газообразное позвоночное.
Ужин окончен, Смит принес свои музыкальные инструменты и сыграл для собравшейся компании. Он играл на своей гармонике, — той, которую необразованная публика называет «губной гармошкой», — на своем варгане, называемом также «губной арфой», и на своем казу — духовом музыкальном инструменте, мало, к сожалению, добавившем к музыкальному обогащению каждого.
Смит и доктор передавали по кругу огненную воду. Абцуг, обычно не употреблявшая спиртного, открыла свою сумочку с медикаментами, сняла трубочку с «Тампакса», достала немного травки и скрутила себе вторую маленькую коричневую сигаретку, плотно завертев ее с одного конца. Она раскурила ее и передала по кругу, но никто не хотел разделить с нею это удовольствие кроме сурового Хейдьюка с его воспоминаниями.