Люк старался сохранять на лице слегка возмущенное выражение.
– Так какое отношение все это имеет ко мне?
В дверь постучали. Помощник секретаря вошел в комнату, что-то тихонько прошептал на ухо начальнику и бесшумно удалился.
Фон Шлейгель задумчиво кивнул.
– Я навел о вас кое-какие справки, Равенсбург.
Люк изобразил негодование.
– И?
– Похоже, вы действительно немец. Я так понимаю, ваш отец умер в конце прошлой войны.
– В тот самый день, когда подписали перемирие.
– Говорят, что некто, по описанию похожий на вас, водил дружбу с двумя казненными партизанами.
– Это преступление?
Глаза фона Шлейгеля оставались все такими же ледяными.
– Мы считаем, он тоже партизан.
– И вы полагаете, я и есть этот человек? – недоверчиво уточнил Люк.
Фон Шлейгель пожал плечами.
– Словесный портрет очень похож. Кроме того, я не совсем уверен, как немец по крови, выросший во Франции, отнесется к оккупации приемной родины, когда его друзей отсылают на работы и вся его жизнь рушится. Остается только гадать, кем он будет ощущать себя – французом или немцем.
– Тем не менее мы с вами сидим тут и разговариваем по-немецки. Более того, моя невеста, тоже немка, ждет в соседней комнате, а моя лаванда цветет на благо немецких солдат. Не понимаю, какие еще вам нужны доказательства! И не будем игнорировать тот факт, что ни один подпольщик немца рядом с собой не потерпит.
Гестаповец поднял вверх палец.
– Хороший довод. Вот какая головоломка передо мной стоит, Равенсбург. Немец вы или все-таки француз? Работаете против Германии или на нее? Правду говорите или вы просто умелый лжец?
– Я фермер из Со. Возделываю лаванду, причем несколько лет назад о войне и знать ничего не знал, кроме того, что она унесла жизни моих родителей. Я больше по части масла… Думаю как француз, но в сердце – немец. Вы спрашиваете про политические убеждения, герр фон Шлейгель? У меня их попросту нет. Во мне уживаются два народа. Прямо сейчас я сильнее ощущаю себя немцем, чем раньше – но я не хочу, чтобы умирали люди, будь то немцы или французы. У меня есть свои устремления – хочу расширить семейное дело, есть девушка, на которой я намерен жениться… – Он развел руками. – С какой стати мне ставить это все под угрозу?
Фон Шлейгель кивнул.
– Вы были сегодня в Горде?
Люк не осмелился солгать.
– Да.
– Казнь видели?
Тут уже приходилось рискнуть.
– Нет. Мы уже ушли в аббатство. Мне хотелось показать Лизетте прекрасную долину, в которой летом растет лаванда. На обратной дороге, в кафе, мы и услышали о расстреле. – Люк был уверен, что отец Август подтвердит его историю. – Не понимаю, к чему вы клоните.