Ален взглянул на подтаявшее мороженое. Под настроение он ел его даже на завтрак. Но оно не могло заменить радушную улыбку женщины в конце трудного дня или тепло мягкой щеки жены, прижимающейся к нему ночью.
Надя приходила в себя медленно, как бы на ощупь. Она находилась в послеоперационной палате.
Острая боль в боку сменилась тупой. Даже пошевельнуться было больно. Комната описывала безумные круги, как цветное стеклышко в калейдоскопе. Она чувствовала пустоту внутри. И еще странное ощущение — вне времени, да как бы и вне реальности. Она не знала, сколько сейчас времени, ей это было все равно.
Прижавшись щекой к подушке, Надя снова заснула. Самое худшее уже позади. Операция прошла, она идет на поправку.
Еще день, максимум два, и она снова будет дома с Элли и со своей газетной шайкой. Вернется на работу, в свой кабинет. Но перед выпиской она должна поблагодарить доктора Смита за его доброту.
Было уже светло, когда она проснулась на этот раз от ощущения теплой, явно мужской руки, считавшей ее пульс. Ее взгляд быстро нашел голубые глаза доктора Алена.
Произошел моментальный контакт. Надя почувствовала это и знала, что он — тоже.
— С возвращением, миссис Адам. Как вы себя чувствуете?
— Привет, — произнесла она и громко рассмеялась, услышав свой похожий на лягушачье кваканье голос, но тут же скривилась от опалившей ее живот боли.
— Осторожно, — предостерег он. — Под повязкой коллекция моих лучших швов. Не хотелось бы, чтобы они разошлись.
Надя быстро заглянула под простыню и ниже высоко поднятой больничной рубашки увидела большую марлевую повязку, аккуратно приклеенную к ее животу. Он бесстрастно наблюдал за ней.
Влажные волосы доктора и запах мыла говорили, что он только что из душа. Из-под расстегнутой под белой курткой фланелевой рубашки выглядывали золотистые волосы на груди.
Надя снова ощутила влечение, на этот раз еще сильнее. Она не противилась ему, уверенная, что ее выбор контролирует голова, а не тело.
— Ну… и как я вам?
Улыбки она от него так и не дождалась.
Любопытство — проклятие журналиста или его величайший дар, это уж кому как нравится считать. Так что же в этом человеке заставляло так жестко нормировать улыбки?
— Пока неплохо. Все жизненно важные органы в порядке. Не считая небольшого жара, все в норме.
— Значит, я могу вернуться домой уже сегодня?
— Завтра, если будет нормальная температура.
— А как насчет компромисса? Может, сторгуемся, и я уйду сегодня вечером?
— Завтра утром, если не будет жара.
Нет ничего лучше, как схватиться с оппонентом, привыкшим поступать по-своему.