Сказала — и замерла в ожидании, как кобра перед броском, как гепард в засаде… Абрахам мучительно сдвинул брови.
— Вы же знаете, как у нас в городе… Истинных христиан почти нет, а те, что есть, недостаточно стойки. Я не могу подтолкнуть чью-то слабую душу в ад… — он покачал головой и вдруг просветлел лицом. — Может быть, вы? Я вижу, вы женщина достойная…
Горбатая Мириам скромно поклонилась, и священник не заметил иступленного блеска в тусклых глазах.
— Неужели никого больше нет вокруг вас? — с деланым изумлением спросила она. Абрахам шумно вздохнул. — Ну раз так… — Она вдруг оживилась. — Я могла бы отнести проклятый кулон в святую обитель в джунглях. Там, под защитой самого Господа, никто не найдет его.
Абрахам просиял и сжал в своих огромных черных ладонях хрупкие руки Мириам, похожие на сморщенные птичьи лапки. Старуха со слащаво-скромной миной отвела горящие глаза.
— Сегодня же я заберу кулон у дочери и отдам его вам, — твердо сказал он.
Свистнул кнут, и на гладком плече Марии мгновенно вспух рубец. Девушка закричала от обжигающей боли и попятилась.
— Отдай дьявольский кулон этой достойной женщине и иди молиться, — приказал Абрахам.
— Папа, ты не в себе, — всхлипнула Мария. — Что случилось?
— Делай, как я тебе говорю, несчастная!
Мария снова попятилась, вытерла застилавшие глаза слезы. Только теперь она увидела, что в комнате они не одни: в углу за столом сидела с постным лицом горбатая старуха. Видимо, та самая достойная женщина… Абрахам шагнул к дочери, снова занося кнут, и Мария, вскрикнув, прикрыла голову локтем.
(…так красиво блестела на ладони. Мария почувствовала себя невообразимо счастливой. Она любовалась серебристой Обезьянкой и почти не слушала бабушку Фатин.
— Бойся горбатой женщины, — говорила она. — Когда-то я сумела спрятаться от нее и надеюсь, что она прекратила погоню, но как знать… Если однажды к тебе подойдет горбатая старуха — бойся ее, она пришла забрать Обезьянку. Ее зовут Мириам, и она упорна, зла и хитра… Будь настороже. Не хвастайся предметом. Не носи открыто. Не используй без крайней надобности и не рассказывай о его свойствах отцу.
— Что ты, бабушка, конечно! — испуганно ответила Мария. Страшно было подумать о том, чтобы рассказать о таком отцу. Абрахам Бекеле даже слишком долгий взгляд на мужчину считал грехом…)
— Папа! — крикнула Мария. — Папа, эта женщина обманула тебя! Она просто хочет украсть кулон!
Горбатая Мириам поджала губы и скорбно покачала головой.
— Не смей клеветать! — проревел Абрахам. — Снимай…
Мария, закусив губу, ринулась на отца. В последний момент она поднырнула, скользнула под вновь поднятую руку. Краем глаза увидела, как встает, подается наперерез старуха, но медленно, мучительно медленно. Хлопнула дверь, и Мария выскочила на улицу. Абрахам бросился было следом, но остановился. Провел рукой по лицу, с недоумением взглянул на кнут, все еще зажатый в кулаке. В ушах звенело. Он с неприязнью покосился на странницу, которая вдруг показалась неприятной и даже опасной — куда только подевалась милая старушка, посвятившая себя Богу.