— Ты выйдешь на ринг? — спросил Вика Рудольф.
— Ни за что. Это не для меня, инвалида без ноги.
— Ты выйдешь, — ледяным голосом констатировал Руди. — И снесешь на пути своем всех, кроме разве что Мортена. Морти может уделать хоть кого. Он очень хитрый, быстрый и ловкий. Он составит тебе настоящую конкуренцию, больше никто. Все остальные — подмастерья.
— У меня нет ноги. Только протез, пристегнутый ремнями выше колена.
— Забудь о нем. Ты должен биться.
— Не забуду. Он есть и не убежит от меня вприпрыжку, оставив взамен здоровую ногу, которой нет уже давным-давно.
— Забудь. Будь собой.
— А забуду! — неожиданно для самого себя согласился Ларсен. — Пошли все к черту! Пусть мне оторвут протез до самой нижней челюсти! Только как они допустят меня до глима, если я не сниму ботинки? Они же все босоногие!
— Допустят как-нибудь, — ворчливо заявил Руди. — Я об этом позабочусь. А ты позаботься о том, чтобы достойно выглядеть на ринге и не проиграть никому, кроме Мортена. Впрочем, если ты проиграешь Мортену, я не расстроюсь. У Мортена не выигрывал даже я, ни разу. Он абсолютный чемпион по глиму во всей Южной Норвегии.
Виктор жил в Норвегии достаточно долго, чтобы знать, что такое глим — скандинавская, точнее исландская, борьба. Это была древняя, в восемьсот лет традицией драка без ударов. Так боролись викинги десятки сотен лет назад — удары кулаками и ногами были запрещены, потому что прямой правый или хук со стороны полуторацентнерового профи по части кулачного боя мог отправить противника не только в нокаут, а прямиком на тот свет. После чего происходили разборки на тинге или даже альтинге , и недавнего победителя могли повесить на ближайшем развесистом дубе, и он не стал бы сопротивляться, потому что так решил народ. Поэтому в глиме было разрешено лишь цепляться за одежду, за предплечья, ноги и шею. Соответственно, большинство участников боролись только в холщовых портках, чтобы не за что было цепляться. И босиком.
Виктор не мог снять ботинки. Внешне они были двумя одинаковыми высокими берцами, но правый был высоким ортопедическим ботинком, он крепко фиксировал пластиковый протез, не давал ему разболтаться и слететь на ходу. Вик ощущал сию обувку родственно; снимал ее только по ночам вместе с протезом; снять ее было все равно что отстегнуть ногу.
— Ты договоришься? — переспросил Вик Рудольфа.
— Я прикажу им! — рявкнул Фоссен, поправив свои дурацкие очки на резинке. — Я главный судья на этом ринге и тинге! Я плачу за весь этот карнавал, чтобы людям, тянущимся к своим корням, было на что поглазеть! Я хозяин этой шутовской деревни! А еще у меня есть предмет, как и у тебя! Поэтому ты, Ларсен, важнее для меня, чем вся деревня! Ты мой родственник! Эрви не случайно привез тебя сюда, он сделал это по моему приказу! Поэтому ты будешь делать то, что я скажу! И все остальные тоже! Понял?!