Но в темноте не было видно ничего — ни огней, ни звёзд.
Вдруг ему показалось, что он уже умер. Он сложил руки вместе и почувствовал свои ладони. Они не были мертвы, и он мог вызвать в них боль, а значит и жизнь, просто сжимая и разжимая их. Он прислонился к корме и понял, что жив. Об этом ему сказали его плечи.
«У меня осталась от неё половина, — думал он. — Может быть, мне посчастливится и я довезу до дому хоть ее переднюю часть. Должно же мне наконец повезти!.. Нет, — сказал он себе. — Ты надругался над собственной удачей, когда зашел так далеко в Зону.
Не болтай глупостей, Палач! — прервал он себя. — Не спи и следи за тропой. Тебе еще может привалить счастье».
— Хотел бы я купить себе немножко счастья, если его где-нибудь продают, — сказал Палач.
Он попробовал перехватить лямку поудобнее и по тому, как усилилась боль, понял, что он и в самом деле не умер.
* * *
«Ну вот и все, — думал он. — Конечно, они нападут на меня снова. Но что может сделать с ними человек в темноте голыми руками?»
Все его тело ломило и саднило, а ночной холод усиливал боль его ран и натруженных рук и ног. «Надеюсь, мне не нужно будет больше сражаться, — подумал он. — Только бы мне больше не сражаться!»
И в полночь он сражался с чернобыльскими собаками снова — и на этот раз знал, что борьба бесполезна. Они напали на него целой стаей, а он слышал лишь их тяжёлое дыхание в ночи, их запах и свет, который вдруг заструился из самого тела гипножабы.
Экономя патроны, он бил щупом по головам и слышал, как лязгают челюсти и как сотрясаются салазки, когда собаки хватают гипножабу с боков.
Он отчаянно бил дубинкой по чему-то невидимому, что мог только слышать и осязать, и вдруг почувствовал, как щуп наполовину обломился.
Он поднял ствол и начал стрелять, безошибочно находя врагов в темноте.
Но собаки уже набрасывались на гипножабу одна за другой и все разом, отдирая от нее куски слизистого мяса, которое вдруг начало светиться в ночи.
Пасти собак тоже светились, и он стрелял, стрелял, стрелял в эти специально для него подсвеченные мишени.
Одна из собак подбежала наконец к самой голове гипножабы, и тогда Палач понял, что все кончено. Он истратил последний патрон на неё, и собака умерла мгновенно, даже не издав рычания. Ещё одну собаку он ударил щупом, и почувствовал, как он пошёл в тело собаки. Но собака не стала нападать, бросила гипножабу и отбежала подальше. То была последняя собака из напавшей на него стаи. Им больше нечего было есть.
Поэтому он бросил оружие — тащить его не было сил, а боеприпасов было взять неоткуда.