Живо мы вдвоем вскарабкались на дувал, оттуда на урючину. Хватаем плоды, суем в карманы, за пазуху, в рот. Мало! Я тряхнул ветку — спелый урюк с дробным стуком посылался на землю… В тот же миг со стороны дома замаячила тень, послышались торопливые шаги. Хозяин! Спускаться было поздно, прыгать — слишком высоко. Эрджик с увесистой палкой в руках уже стоял под деревом:
— А ну, слезайте!
Попались! Что делать?
И сразу меня осенило: вспомнил я, что дедушка учил здороваться с каждым старшим, кто бы он ни был. Не ответит — его дело, значит, невежа либо гордец.
— Салам алейкум, Эрджик-ага! — голос у меня вздрагивал.
— Алейкум, — отозвался тот и, видимо, опешил. А я уже осмелел:
— Эрджик-ага, вы разве не узнали нас? Это я, Нобат, а вон Бекджик…
— Нобат? Сын Гельды? Как же, как же… Так ты что ж…
— А знаете, Эрджик-ага, почему нам вашего урюку захотелось? Да ведь такого вкусного больше и нет ни у кого! И созрел-то у вас первого…
— Что верно, то верно, — хозяин явно был польщен.
— Только что же вы, сорванцы этакие, на дерево с улицы взобрались? Ведь так и ветки поломать недолго. Зашли бы, попросили… Честь по чести.
— Простите, Эрджик-ага, — подал голос и Бекджик.
— Мы в другой раз так и сделаем. Мы ведь знаем, что у вас доброе сердце…
— Ладно, ладно, — старик разгладил усы. — Ну, слезайте да по домам, поздно ведь уже. А с утра приходите, дыней скороспелой угощу. Спасибо скажете!
Верно говорится: добрым словом даже змею из норы выманить можно. Мы с Бекджнком в один миг соскользнули с дерева. Но хозяин уже разговорился — не удержать:
— Правду скажу, ребята, кто ко мне с добрым словом, заходите, угощайтесь. Такого урюка да винограда нигде больше не сыщете. А ветки ломать — этого нельзя…
Мы только и ждали минуты, чтоб улизнуть. Конечно, жалко было урюка, который я стряс на землю. И Эрджик-ага будто угадал:
— С земли тоже подберите, ребята, нехорошо, чтобы пропадало добро.
— Спасибо! Доброго здоровья вам, Эрджик-ага!
Ребята со стадом ждали нас на дороге, подальше от моста. По домам разошлись чуть не за полночь.
Сперва я радовался: ловко мы провели Эрджика! Потом, когда уже засыпал, вдруг мне открылось: ведь мы обманули его. Обманули, а сами воровать пришли… Так мне сделалось горько! Я поклялся: никогда больше никого не стану обманывать и чужого брать не буду.
В ту весну дедушка часто болел. Мы все даже привыкли: чуть ли не каждый день приходим в его домик, а старик лежит, кашляет, встать не может. Поднимется, чая отхлебнет — и опять голову на подушку..
Как-то раз, уже лето было в разгаре, понесла мать ему чайник и лепешку — выбегает обратно, белее полотна, руки трясутся;