Это было уже в конце августа. Как-то вечером проходило собрание полкового, комитета с участием ротных делегатов. Собрались в солдатской столовой. В напряженкой тишине Станислав Василькевич зачитал обращение Петроградского Совета к частям гарнизона: главнокомандующий Корнилов открыто изменил революции, приказал частям с фронта двинуться на Петроград. Революция в опасности… Приказов главковерха гарнизону не исполнять. На пути контрреволюционных войск поставить вооруженные заслоны.
После собрания Василькевич подозвал меня:
— Николай, с корниловцами, похоже, не миновать нам драки, однако большевики не теряют надежды поладить с казаками и солдатами. По сведениям, против нас двинуты полки Туземного корпуса, там кавказцы и твоя земляки — текинцы. Нам нужны агитаторы, чтоб с ними могли разговаривать на их же языке. Пойдешь?
— Конечно, Станислав Генрихович!
Наутро меня вызвали в военное бюро ЦК большевиков на Невском. Оттуда с группой товарищей, главным образом солдат-татар, мы грузовиком отправились на станцию Александровская, находящуюся на западной окраине Царского села. Здесь размещался штаб боевого участка, передовые позиции которого располагались южнее, за станцией Антропшино.
— Подходят донцы, еще чеченцы с ингушами, «дикая дивизия»! — передавали в штабе из уст в уста. «Дикой дивизией» в газетах окрестили части Туземного корпуса, развернутого из Кавказской туземной кавдивизии, только что сформированной в то время главным образом из кавказцев. В составе корпуса, по слухам, находился и Текинский полк. Мы в то время не знали, что генерал Корнилов оставил его при своей особе в качестве личного конвоя.
Два дня прошли в ожидании. Железнодорожники всюду задерживали эшелоны корниловцев. Нам рассказывали, как отсюда, со станции Александровская, ранним августовским утром отошел поезд всего из нескольких вагонов, с флагами красного креста и японскими — под видом санитарного поезда японцев. В них увозили в далекий Тобольск бывшего царя Николая с семьей и приближенными. Отправкой руководил Керенский — торопился убрать низложенного самодержца подальше от столицы и тем самым уберечь от народного гнева и возмездия. Зря старался, как показали последующие события.
На рассвете нас, солдат-агитаторов, подняли по тревоге. В штабе наспех вооружили карабинами — и в грузовики, затем, уже в Павловске, посадили в поезд и повезли к Антропшино. Когда подъезжали, услышали пулеметные очереди, трескотню винтовочных выстрелов. Прибываем в Антропшино — все стихло. Человек в кожаной куртке и такой же фуражке, с курчавой бородкой встретил нас прямо на путях. Поздоровался с каждым за руку: