— Вовремя подоспели, товарищи! Карабины, правда, уже ни к чему. Слово — оружие более надежное.
Оказалось, перед рассветом в направлении станции Семрино на передовой дозор красногвардейцев нарвалась конная разведка корниловцев — до эскадрона всадников из чечено-ингушской бригады князя Гагарина. Красногвардейцы пальнули, не окликнув подходящих, завязалась перестрелка. Есть раненые. Теперь-то уже все уладилось.
Рабочие-агитаторы беседуют с конниками прямо в теплушках на станции Семрино. Жаль, что столковаться трудно: многие из них едва понимают по-русски. Кроме того, важно, чтобы с ними говорили революционные солдаты, а не штатские, к солдатам у них больше доверия.
В тот день дотемна сидел я на откосе железнодорожного пути, в тесном кругу кавалеристов одного из эскадронов Дагестанского полка. Впервые за много лет разговаривал на родном языке. В Дагестане почти все понимают по-кумыцки, а это язык, близкий нашему. Угрюмые бородачи в косматых бурках и папахах сначала неохотно задавали вопросы, казавшиеся мне совсем наивными. Правда ли, что в Петрограде резня, безвластие, что Временное правительство предает страну и армию немцам, что большевики — вражеские шпионы?
Я рассказывал только правду — это и было самой лучшей агитацией, которая разоблачала провокационную ложь генералов. Поведал я и о своей судьбе. Во всем эшелоне беседовали с кавказцами мои товарищи — солдаты-агитаторы. К вечеру эскадрон единодушно постановил: оружия против питерцев не поднимать.
Подобные резолюции принимались во всех частях и подразделениях. Стычка у Антропшино была единственной — в других местах всюду обошлось без выстрела, без капли крови. Корниловский мятеж выдохся. Революция была спасена.
Наступила осень. От Александра Осиповича, от большевиков у себя в полку я слышал: дни Временного правительства сочтены. Власть в столице постепенно переходила в руки Военно-революционного комитета. В полку командир и офицеры на деле уж ничем не могли распоряжаться — верховодил комитет, а в нем большевистское ядро.
Никита Воробцов неделями отсутствовал в казарме — учил своих красногвардейцев с «Дизеля». Я постоянно замещал его в ротком комитете. Приезжая домой, редко виделся с Александром Осиповичем — он работал теперь в штабе Красной гвардии Невского района. Арина Иннокентьевна хворала — горестная весть о гибели младшего сына свалила старушку. Мне хотелось чаще бывать дома, но не удавалось — нужно было держать солдат наготове, этого требовал от полка Военно-революционный комитет. Реакционеры явно готовили новую корниловщину, теперь главную ставку делали на петроградских юнкеров, добровольцев-офицеров, еще на женский и ударные батальоны «смертников».