Крупенников сделал шаг вперед.
Медленно обвел взглядом свой батальон.
Кашлянул.
– Товарищи…
Строй замер.
– …
офицеры!
По залу вдруг прокатилась почти неслышная волна.
Когда полчаса назад под сводами казармы вдруг прозвучало до боли знакомое «ПОДЪЕМ!!!», и они по привычке схватились за свои несуществующие гимнастерки…
Когда на этих, неожиданно оказавшихся вполне осязаемыми, новеньких и хрустящих, только что выглаженных гимнастерках прекрасного сукна вдруг блеснули золотом полузабытые погоны…
Когда тяжелым звоном стукнули по груди, по ребрам…
по сердцамзаслуженные награды…
Шутили, смеялись сами над собой, верили и не верили, что искупят, что вернутся…
А вот теперь, когда комбат назвал их офицерами…
Никакие провалы во времени, никакие чудеса из будущего не стоят и обрезанного ногтя перед признанием твоей реабилитации. Ты – снова офицер.
Вот оттого-то по залу и прокатилась эта почти что неслышная, но вполне осязаемая волна. Это четыре сотни
офицеровоблегченно выдохнули.
– Товарищи офицеры! – продолжил Крупенников. – Все мы уже знаем, как и где мы оказались сейчас. Мы честно воевали, и не наша вина, что там, в прошлом, мы не дошли до Победы. За нас… победили мы, в общем! Девятого мая сорок пятого года в Берлине! Но для нас война не закончилась. Впрочем, смотрите сами, комментировать ничего не буду.
Майор кивнул. Свет погас.
И на развернувшемся от стены до стены огромном голоэкране он снова увидел ЭТО.
Но сейчас комбат, хоть и заставлял себя смотреть, как огромные ящеры жгут и расстреливают людей, разрывают окровавленными зубастыми пастями человеческую плоть, думал не столько о происходящем на экране, сколько задавал себе вопросы: «Как же с ними бороться? Откуда они вообще появились и какую преследуют цель? В чем их слабость и в чем сила?»
За все время показа над строем не пронеслось ни звука.
Когда вновь загорелся свет, и комбат собрался продолжить свою речь, Финкельштейн неожиданно сделал шаг вперед. Над шеренгами батальона раздался его усиленный динамиками тонкий голос:
– Мужики! Помните, мы по Белоруссии шли? Помните, что мы там видели? Так чем же эти крокодилы от фашистов отличаются? Вы все видели сами. Мы здесь не просто так. Нас сюда вытащили. С просьбой. Не с приказом, а именно с просьбой – спасти тех, кто еще жив. В бой пойдут только добровольцы, только те, кому не все равно. Я иду. Потому что ненавижу фашизм в любом его виде, в любом его исполнении. И мне наплевать на смерть! Я уже умер, там, на немецкой границе, под танками. И потому хочу, чтобы никто больше не умирал, кроме меня!